Цветочек аленький - [79]

Тяжко Ольге сыну лгать, зная, что в любое слово ее Святослав уверует, истиной считая. От того и взяла веретено в руки, к труду такому не привычные, что б за работой нудной, сердце успокоить, да трясучку унять. Дана клятва Единому, и не зря спасенье пришло, в миг тот, как решилась княгиня приглашением Морены воспользоваться. Видно хочет Господь, что б раба его, жизнь мирскую кончила, дела свои паскудные прекращая. Знает Ольга, что коль есть в мире ад, которым христиане паству свою пугают, то гореть ей в самом высоком котле, в рядах первых подле Иуды. Сколько душ загубила за годы те, что шапку княжескую на голове носит. Никого не щадила, оттого и для себя милости просить не станет. Так, самоедству целиком отдаваясь, забывает Ольга о делах благих, коими жизнь ее по более, чем грехами полнится. Не упомнит, как меру полюдья дала, тем жизнь крестьянскую облегчив. Позабыла, как величием своим ослабила власть князьков мелкопоместных, тем самым Русь единой сделав, да силу ее умножив. Стерлись с памяти размеры милостыни, да благодати, что людям розданы. А что камнем велела строить, да тем Киев от пожаров сберегла, за добро и не чтит. Крутит Ольга веретено, грехи свои подсчитывая, забывает, что никто из нас не без камня за пазухой.

Год спустя. Отец Григорий, личный духовник Ольги.

Любо Гришке на Руси оказалось. Думал, гадал, как на землях варварских, меж лесов медведями полными, жить поживать будет. Боялся, конечно, в милость Божью не веря, что убьют его тут потехи ради, аль распнут на кресте, как великомученика израильского, богам своим жертву вознося. Не так страшно на Руси оказалось, как иноземцам блазнилось. Коль приглядеться поближе, да одним воздухом с русскими подышать, ясно становится, что леса здесь хоть и дремучи, а от городов обжитых поодаль стоят. Люди, с лица хоть суровы, а на деле добры и участливы к беде чужой. Зимы, конечно, холодные, зато на забавы какие щедрые! И медведи, все больше на ярмарках скоморошьих, чем на дорогах встречаются. Любо Гришке на просторах необъятных, под крылом княгини собравшихся. Вот и к пряничкам сладким пристрастился. Знатное лакомство! В государстве византийском нет такого, да и не будет, наверно. А еще яблочки моченые, что с морозцем первым на ярмарку в бочках привозят, вкусны, так, что скулы сводит от мысли одной, как вкушать их станешь. Хорошо отцу Григорию, да спокойно так, что и позабыл, зачем явился на земли русские. А наказ ведь дан ему был императором византийским, в землях варварских слово божье нести. Дык к чему ему это слово городить, там, где и без оного людям хорошо живется? Коли б и впрямь, как на родине байки сказывают, они детей своих ели, да кровью их жертвенники орошали, тогда да, а так, стоит ли внимание к себе привлекать, когда его здесь уважают, да пряником угостить не стесняются? Княгиня тоже, вниманием своим не балуя, через казначея княжеского мешочки с монетками звонкими передает, а более с него и не требует. И чувство гложет такое, что не за службу, а за молчанье жалованье духовник получает. Вот, о чем народ мудрость сочинил, что молчанье — золото. Видать не первый здесь Гришка, кто, язык за зубами держа, с каждым годом богатеет.

Приказ в терем княжеский прибыть, Григория удивляет, немного тревожа. Что Ольге вздумалось, уж столько лет минуло, неужто решила его отослать. Не хочется Грише место хлебное покидать, от того бежит в терем, со скоростью сану его не положенной, брюхо, за годы жизни праздной наеденное, придерживая.

Княгиня отца духовного в зале ожидает, где встречи с послами заморскими проходят. Ныне же пред Ольгой лишь Григорий стоит, по сторонам подозрительно глядя. Слуги, кланяясь неустанно, горницу покидают, наедине беседующих оставляя.

— Дня доброго тебе, отец Григорий, прими почтение мое. — Ольга на поклон священника голову склоняет, в дань уважения, как равному себе. — Службой своей, да делами славными, уважения в сердце моем ты сыскал, да расположение не малое. Но помнить, что не много христиан на Руси, все более многобожники, а те за честь почтут на вилы тебя взять, коль от терема далече уходить будешь. — Хмуриться Григорий, не понимая, что сказать тем княгиня хочет. Людям до него здесь давно дела нет, каждый своими заботами занят, и к ссорам со священником не склонен. Понимает святой отец, что не зазря его Ольга пугает, о положение незавидном в стране языческой напоминая, но цель лишь одной ей ясную преследует.

— Чем прогневал тебя, княгиня-мать, что о вилах напомнить решилась? — Чем пытать голову домыслами, проще прямо спросить, на ответ надеясь. За те годы, что на землях русских Григорий живет, давно понять успел, что не любит Ольга болтовни праздной, прямоту и честность ей предпочитая.

— Полно тебе, отец Григорий, не гневил ты меня, напротив лишь радовал. А слова мои к тому, что дело к тебе будет, отказаться от которого не посмеешь. Исповедаться желаю, да опреж о тайне, что меж духовником и кающимся пристала, напомню. — Пытливо Ольга на батюшку смотрит, ответа дожидаясь. Да только что ей Григорий скажет, окромя того, что про тайну исповеди помнит?