Цветочек аленький - [78]

— Ты княжна, а горланишь как деревенщина. Примером своим, умы слабые поддерживать должна, меж врагом и сыном мечом карающим стать. А не выть, словно родных схоронила, да детей пугать больше должного. — Ольга Предславу встряхивает, умолкнуть заставляя. — О Ярополке думай, как сберечь, да смерть отвести от ребенка своего, коль печенег во врата войдет. Раз в жизни, долг свой вспомни, а не о животе собственном пекись! — От себя оттолкнув, княгиня невестку назад наземь кидает, не заботясь о том, что падая, головой женщина о стену шершавую ударяется. Видно во благо падение Предславе пришлось, наконец, умолкнув, сына своего к груди прижимает женщина, только всхлипывая время от времени, да на свекровь свою злобно поглядывая. И не добрые мысли в голове у невестки, что слова княгиней сказанные, не упреком себе, а как гнет не справедливый, рассматривает. В мечтах своих видит жена Святослава, как помирает Ольга, волнений от набега не выдержав. А сама Предслава, с головы ее венец власти иконостасом расписанный снимает, да на свой платок, вместо кики свадебной одевает, ведь с момента сего уж не Ольга, а она — Предслава княгиня Киевская! Только впусте мечтания эти, не по годам крепка княгиня, и скорей уж сама жена Святослава преставится, сердцем умаявшись, чем свекровь любимую схоронит.

Тянется время в подвалах, света солнечного лишенных, словно кисель круто заваренный, и не ясно день на дворе, али ночь уже. И лишь тогда, когда помощи не чая, решает княгиня за ворота к врагу выйти, что б торг за жизнь внуков начать, о своей судьбе не заботясь, то прибегает стражник давешний, благие новости принося. Плывут по Днепру ладьи Претича, да трубят, так, что кажется печенегам, будто князь Святослав с похода возвращается. Оттого и бегут в залесье правнуки Беча*, пятками посверкивая.

Не долго радость избавления длится, к полудню ясно становится, не ушел ворог далеко, в полесье схоронившись, словно коршун близ Киева крутиться, воинов прибывших подсчитывая, да смекая, что мала армия для той, что с князем в поход отправлялась. Коль не явится Святослав с подкреплением, вновь осаду держать будет город, да на этот раз вовсе короткую, так как воинов, в защиту града явившихся, тоже кормить надобно.

А пока, киевляне из подвалов хоть выбираются, да все одно, на конце стрелы свои жизни держат. Седмицы те Ольге на века запомнятся, когда в страхе безумном, жители города к терему княжескому рекой полноводной стекались, защиты ища. Слуги с рабами от каждого шороха вздрагивали, а люди ушлые, легкой добычи не гнушающиеся, общей смутой пользуясь, дела свои темные делали, по амбарам бояр зажиточных шерстя. И все ответа от Ольги ждут, будто лишь ее желаньем весь этот ужас продолжается. Каждый долгом считает, к ней обратится, да выспросить, когда же закончится осада эта. Коли бы знала Предслава, как тяжко бремя княжеское, глядишь, и мечтать бы о венце власти перестала.

Боятся устав, да волнением сердце растерзав на части, решается княгиня к Богу Единому обратиться, помощи прося. На колени падает, лбом досок половых касаясь, шепчет Ольга слова молитвы, с просьбами личными перемежая. Да, не обдумав, клятву дает, что коль сегодня, али завтра вернется в Киев Святослав, то удалиться Ольга от дел княжеских, детей да внуков оставляя, судьбу свою самим решать. Сама же на покой уйдет, в доме Морены не гостем, но хозяйкой став. И лишь падают слова клятвы на землю, раздается клич глашатая, о приезде князя возвещая. Не думала Ольга, что от счастья да облегчения плакать можно горше, чем от беды лютой. Устояли. Справились. И жену и детей сыну сберегла, под стрелами ворогов не растеряв. А что жизнью клялась, так, как быть, а слово свое держать надобно. Колени от пыли отряхнув, подбирает Ольга подолы платья домашнего, да как была простоволосой и босоногой во время молитвы, сына встречать поспешает.

Святослав, дорогой измученный, в кафтане грязью выдубленном, на коне взмыленном, вид еще более грозный имеет, чем в обыкновении своем. От того и не дивиться никто, что бежал печенег полем, лошадей да провизию бросая. Страшен сын Игоря в гневе праведном, а когда еще и крови жаждет, тем паче на пути его встать мало кто решается.

— Мира, матушка! — Издали Ольгу увидав, князь коня в ее сторону правит. — Как ты? Как Святославовичи? — В волненьие Святослав околицу оглядывает, детей и жены не находя, еще черней становится. Страх в сердце война бесстрашного черной змеей вползает. Неужто не успел? Но услыхав слова матери, успокаивается.

— Мира, сынок. — Дружинников не стесняясь, обнимает княгиня сына, встрече искренне радуясь. Да и как тут не радоваться, коли сын в дом воротился, целым да невредимым, еще и ворогов распугал, словно зайца на охоте. — Хорошо с детьми. И с Предславой, коль интересно. — И печально выдохнув, тихонько Ольга добавляет: — Со мной же не ладно, но о том за трапезой.

Еду поглощая, с жадностью человека, долго в пути проведшего, Святослав мать слушает, с каждым словом ее все смурней становясь.

Ольга, в глаза сыну не глядя, прялку крутит, которой отродясь в руках не держала, а ныне движеньями неуклюжими на полу запускает, волчком крутится заставляя. И есть в движеньях тех размеренных, покой колдовской, что боль от слов сказанных приглушает. Так за работой степенной, да по сути ни кому не нужной, рассказывает княгиня Святославу байку, что сама только, что выдумала. И со слов ее болезнь с ней приключилась, да такая, от которой не будет спасения. Чует Ольга нутром своим, что последний годок ей осталось своими сандалиями землю втаптывать. Об одном лишь попросит княгиня, не бросать ее в днях последних и остаться в граде Киеве, подле нее и Святославовичей.