Цветные миры - [5]
Бэнкс сумел сделать свой затерянный в глуши колледж почти независимым в экономическом отношении; колледж сам обеспечивал себя продовольствием, он располагал пекарней, консервным цехом, электростанцией; силами студентов-ремесленников строились дома; при нем имелась больница, лечиться в которой были не прочь даже белые, а также несколько кустарных мастерских. В дальнейшем намечалось открыть более крупные предприятия, если, конечно, этому не воспрепятствуют власти штата. В самом деле, колледж Прэари-Вью, выросший на пустынной равнине, казался чудом, сотворенным верой человека в людей. Бэнксу хотелось создать для негров настоящий государственный университет и промышленный центр, сосредоточив здесь и научно-исследовательскую работу негритянских ученых.
Но вдруг все изменилось, Техас стал средоточием нефтяных и серных монополий, промышленным районом, производящим тысячи новых товаров. Негритянская проблема не должна была мешать развитию индустрии, для нее требовалось найти быстрое и простое решение. И вот миллионеры задумали основать негритянский университет, поместив его в чудо-городе Хьюстоне, который они передвинули на морское побережье и превратили в крупный порт. Этот университет, получив деньги, преподавателей и здания, будет находиться под строгим контролем белых промышленников. Ректором, разумеется, станет Бэнкс. Он непритязателен, и на него можно положиться. Однако Бэнкс неожиданно заупрямился. Ему не улыбалось быть подконтрольным ректором. Он предпочел войти в совет попечителей, чтобы быть ближе к очам и ушам заправил штата. Но это означало потерю жалованья. Что ж, он проживет и на свою мизерную пенсию. Так Бэнкс сделался активнейшим членом попечительского совета, пребывая на своем посту и до сих пор. Жизненный путь Бэнкса по сравнению с другими ректорами негритянских государственных колледжей был самым необычным.
Мансарт понимал, что и на Юге и на Севере вопрос просвещения негров стоит очень остро. Негры полны решимости обеспечить своей молодежи высшее образование. Если такая цель пока еще недостижима на Юге, негры добьются этого на Севере. Никакой риск неудачи — ни дискриминация в отметках, ни завышенные требования — не сможет их остановить. Конечно, далеко не всегда, но студенты-негры все же довольно часто побеждали белых в суровом соревновании на Севере. Даже исторический факультет Чикагского университета был не в силах затормозить с помощью пристрастных отметок присвоение неграм ученых степенен доктора, хотя он годами беззастенчиво пользовался подобной тактикой из солидарности с философским факультетом, где белые южане открыто пропагандировали свои расистские теории. Несмотря на искусственно создаваемые препятствия, в некоторых высших учебных заведениях, как, например, в колледже штата Огайо, училось много студентов-негров.
Существовало лишь два способа решения проблемы негритянского образования: либо обособить негритянские колледжи на Юге, либо предоставить неграм свободный доступ во все южные колледжи. Последний вариант в 1936 году был немыслим, поэтому представители крупного капитала, рядящиеся в филантропическую тогу, стали субсидировать несколько избранных частных школ на Юге, таких, как Фискский и Атлантский университеты и колледж Дилларда. Они возглавили кампанию по сбору средств в «фонд негритянских колледжей», весьма незначительный, но широко рекламируемый с целью отвлечь внимание пожертвователей от подлинных нужд негритянского образования; фонд этот тщательно контролировался самим крупным капиталом. Даже Хоуну из вновь реорганизованного Атлантского университета навязали в качестве заместителя некую Флоренс Рид, ставленницу рокфеллеровской группы; ее задачей было ограничивать широкие планы ректора. И на Юге, и на Севере тягостная забота о высшем образовании для негров в конце концов должна была лечь на государственные университеты. Над этими университетами намеревались установить политический контроль — иными словами, отдать их под начало того же крупного капитала. Однако все подобные расчеты осложнялись на Юге негритянской проблемой. Несмотря на непрерывные и настойчивые усилия руководителей государственных негритянских колледжей и несмотря на то, что эти колледжи уже получали возрастающие с каждым годом миллионные субсидии, негры все еще не обладали и половиной тех студенческих мест, на которые могли рассчитывать по праву пропорционального распределения. Если бы у федерального верховного суда хватило смелости узаконить для негров это право или если бы федеральная администрация, уступая требованию растущего числа избирателей-негров, начала распределять федеральные фонды беспристрастно, то число южных государственных колледжей для негров вскоре сравнялось бы с числом учебных заведений для белых или даже превзошло бы их. Но такая перспектива пугала расистов Юга.
Все эти вопросы обсуждались в частных беседах во время конференции в Батон-Руже. При поддержке ректора Западно-Вирджинского колледжа и долговязого техасца Бэнкса Джин Дю Биньон внесла предложение начать коллективную научную работу, основой которой послужили бы постоянные социологические исследования, проводимые в каждом штате. Эта работа явилась бы лабораторным опытом, небывалым по своим масштабам. Проект Джин подвергся обсуждению, и ректор Южного университета высказал пожелание, чтобы обобщение всех полученных данных производилось в Джорджийском государственном колледже, но чтобы предварительно Мансарта убедили взять длительный отпуск для поездки в Европу, дабы это расширило его представление о расовой проблеме.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.