Цветины луга - [2]
Красою села Орешец были Цветины луга. Когда-то, давным-давно, самая красивая девушка села, по имени Цвета, на этих лугах дала слово своему любимому. Но турецкий паша, однажды проезжавший мимо села, схватил приглянувшуюся ему девушку, перекинул поперек седла и умчал. Осиротели луга, словно с них сорвали лучший цветок, но стали еще любимее, еще дороже людям, чем раньше. Говорят, что каждый год весной, на Цветницу[1], красавица Цвета появляется в лугах, вся увитая гирляндами цветов, и луга наутро просыпаются в бриллиантах разноцветья.
В этот день люди высыпа́ли на Цветины луга встречать приход весны. Учителя выводили детей, пастухи выгоняли стада. До поздней ночи с лугов доносились звуки музыки и залихватские выкрики плясунов.
Многие парни оставались на лугах до рассвета: вдруг покажется красавица Цвета. Но все напрасно. Правда, говорят, кто-то когда-то видел, как она спускалась с Могилы и в тоске-печали кликала своего суженого; другой подстерег, как после первых петухов она выходила из реки, а третий, притаившись в Челебийском лесу, видел, как она ходила по лугам, разбрасывая цветы, словно сеятель.
Посторонние не замечали красоты Цветиных лугов, проезжали мимо, равнодушные. Для них это был просто луг, где можно пасти скот и косить сено. Но для орешчан эта местность спокон веку была святыней. Луга эти, раскинувшиеся до самой реки, пьют ее живительную влагу, в дни разлива река омывает им ноги, а летом они глядятся в ее воды, как в зеркало.
Как только появятся первые проталины, туда бежит детвора. Бегут с корзинками и котомками — сначала за щавелем, молодой крапивой и ревенем, потом за цветами. Тут даже темные глаза становятся синими от васильков, лица сплошь желтеют от цветочной пыльцы, а волосы пахнут мятой. Пока хозяева не наставят на Цветиных лугах своих «меток», коровы и овцы щиплют сочную молодую траву, вкус которой остается на зубах до следующей Цветницы. Но как только трава пойдет в рост, тут уж никому не повадно бродить по лугам.
Ходили только тропинками, словно через брод, утопая в густой, как молоко, росе, упиваясь ароматом цветов и трав, жужжанием пчел. Кто бывал здесь в пору цветения, тот весь год носил в себе ощущение счастья. Голова слегка кружилась от обилия запахов. Ноги отказывались идти, тянуло упасть в траву и лежать долго-долго, не вставая. И для влюбленных не было лучше места, чем Цветины луга. Лучшей постели, чем свежескошенное сено Цветиных лугов, не найти вовек. Здесь не только рождалась любовь, здесь она расцветала, созревала… Здесь и дети рождались, как отава после первого покоса. Здесь и… кровь проливалась. Петр Гошов убил соседа за то, что тот по ошибке скосил один ряд сена с его участка. Замахнулся косой и… — нет человека!.. А Пецин Младжо, так тот упал с нагруженной сеном телеги и напоролся на вилы. Стога делали конусообразными, узкими и высокими. Дено Денкин свалился с такого вот стога, повредил себе позвоночник и до сих пор ходит согнутый в дугу. Ни один покос не обходился без увечий: то кто-нибудь из молодых себя черкнет, то соседа зацепит косой. Если верить легенде, суженый Цветы, обливаясь кровью, рухнул в траву недалеко от Тутиной груши под ударами турецкого ятагана, и с тех пор вокруг груши пламенеют костры алых цветов. А сколько пота крестьянского пролилось на этих лугах! Потому-то так милы они сердцам орешчан. Заполучить клочок Цветиных лугов было неслыханным богатством, все равно что бедняку, который редко держал в руках медный грош, найти золотой.
Быть может, для других Тутина груша была просто деревом, одиноко растущим среди лугов, но для орешчан она была их жизнью, их судьбой! Кто из них, будучи мальчишкой, не карабкался по ее стволу, не дневал и ночевал здесь, под грушей, не косил траву в юности, а там, смотришь, — в косьбе да в молотьбе и жизнь пролетала. Рано утром, как только взойдет солнце, косари уже сидят под деревом, а их пестрые торбы висят на ветках, будто крупные груши. Начинается никем не записанная песня — песня кос.
«Цвв, цвв, цввет…» — поют сверчки и кузнечики, но кто их станет слушать? Послушайте лучше, как поют косы, когда их отбивают. У каждой косы свой голос. Нагнувшись над ними, косари, словно музыканты, настраивают их, потому что острие — та же струна: чем тоньше, тем лучше звучит.
«Дзинь…» — запоет одна тонким голосом.
«Дзынь!» — отзовется другая альтом.
Зальется смехом третья, рассыплет трели, звонким речитативом подхватит мелодию четвертая. Все слушают эту утреннюю музыку — не наслушаются, а больше всех — сами косари. Это вам не пенье петухов по утрам или бренчанье колокольчиков стада, идущего на пастбище, и даже не щебетанье птиц в утреннем лесу, не тихое журчанье речки, ластящейся к своим берегам! Музыка эта не под силу другому инструменту, кроме косы. Косари, как композиторы, творят ее взмахом своих молотков, тонко-тонко отбивая лезвия.
Случается, какой-нибудь новичок стукнет себя по пальцу, которым отмеряет сантиметр за сантиметром наступление молотка, но это не нарушает общей мелодии. И без того музыка отбивания кос строится на диссонансах.
«Дзинь, дзынь!» — звенит кругом на разные голоса, как бы предупреждая: «Готовься, земля! Сейчас мы встанем и начнем… Смотри и ты, солнце, как ни жаль, хоть умри, нас не остановишь!..»
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.