Цветины луга - [150]

Машины разворачивались и въезжали на поле. Игна явственно ощущала прилив крови, которую завод своим огромным искусственным сердцем перекачивал в вены села. Темная полоса между небом и землей постепенно исчезла, казалось, они обнялись и утонули в ярком золотистом мареве занимающегося дня.

Вместе с машинами прибыли и учащиеся заводского техникума.

Мара, как командир перед атакой, отдавала распоряжения то одной, то другой группе ребят, что-то записывая себе в блокнот. Видно было, что она долго и тщательно готовилась к этому событию. Сегодняшний день — для нее своеобразный экзамен. После бурных заседаний и собраний, бесед и обсуждений все по-настоящему приступили к делу, всем хотелось увидеть плоды новых решений, о которых до сегодняшнего дня только говорили. И вот настал час, когда предстояло отсталый кооператив превратить в завод плодородия, в котором каждый, подобно рабочему у станка, будет знать свое место, отдавать все свои силы и знания общему делу.

Главный инженер помог разработать проект и такого завода — произвел расчеты, установил порядок и последовательность выполнения работ по этапам, и теперь Маре без него нужно было запустить этот огромный механизм в действие.

«Может ли любовь жить без любимого?» В последнее время, борясь дни и ночи сама с собой, Мара пришла к твердому убеждению, что может…

То, что он уезжает — это, конечно, факт, но любовь умереть не может, она даже может стать еще сильнее, превратиться в символ, путеводную звезду ее жизни, потому что благодаря ей она нашла себя. Теперь у нее было одно желание — неустанно творить, увлекать за собой людей, прививать молодежи, будущим строителям новой жизни, заботу об общем благе, любовь к земле…

Именно в это время, когда она стояла на поле и наблюдала за работой своих питомцев, как полководец на командном пункте, — прибыл главный инженер. Он приехал последним. Подтянутый, в новом костюме, как человек, приехавший в гости…

Мара мысленно уже простилась с ним. Впервые при встрече с инженером она не ощутила слабости, и хотя к горлу подступил ком, не расплакалась, как в прошлый раз. Сердце ее стучало ровно. Может, потому, что она тайком от других уже оплакала разлуку.

Инженер, наверное, больше никогда не вернется сюда, но она всегда будет разговаривать с ним, советоваться и просить о помощи, когда встретит трудность, потому что он, кроме завода, создал и людей, вернее вдохнул в них дух созидания, творчества. В том числе и в нее.

— Вот вы и дождались этого дня!.. — подходя к Игне, сказал инженер.

— Да! Спасибо вам! Вы свое слово сдержали, — сказала Игна и, взглянув на него, заметила, что инженер грустный. Все радуются, а на его лице грусть. — А теперь знаете, чего я хочу?

— Догадываюсь! — улыбнулся инженер. Но налет грусти не сошел с его усталого и похудевшего лица. — Хочешь сказать о твердых окладах, как у рабочих? Будет и это!

— Нет, не об этом я хочу говорить, — отрицательно покачала головой Игна. — Сами ведь знаете, что когда человек голоден, но некому пожаловаться, он кричать о помощи не будет, потому что никто его не услышит. А просто погрызет корочку или сухарей и будет довольствоваться этим. Так и мы. Не кричим, знаем, что нас не услышат!..

— Еще у нас не такая полная торба, тетя Игна, чтобы каждому давать вдоволь. По целой буханке не можем, но по куску — да. И кусок этот с каждым днем становится весомее…

— Что ж, потерпим, пока торба будет полной! Теперь не так уж долго осталось ждать. Меня сейчас интересует другое. Я слыхала, ты песни пишешь. Вот и решила попросить тебя написать песню.

Игна, сказав это, посмотрела сначала в сторону завода, затем повернула голову в сторону Челебийского леса, где вместо деревьев выстроились в ряд огромные железобетонные столбы, потом перевела взгляд на Тонкоструец, где блестело огромное зеркало искусственного водоема и, наконец, взглянула на ровную ленту асфальтированного шоссе, ведущего к Опинчовцу.

Инженер внимательно следил за Игной и, когда она закончила «осмотр», рассмеялся.

— Какую песню, тетя Игна? О ком, о тебе?

— Нет, не обо мне. Напиши о селе Орешец. Мы за нее заплатим и переплатим. Всем селом будем петь. И завод тоже. Разве этого тебе мало?!

— Что же сочинить о селе?

— Как что? Да мне ли тебя учить? Ты же поэт! Напиши, как трижды село Орешец ворошили: первый раз турки, и сейчас еще поминки справляем, второй — фашисты-кровопийцы, только и остались черные покрывала у жен и матерей, а в третий раз, когда новую жизнь строили — завод, и так переменилось село, что узнать его не можем!

— Очень хорошо вы сказали, но я не могу!

— Можешь, можешь! Человек, когда любит, все может!

Инженер пожал плечами.

— Кто песни пишет, тот умеет любить! — продолжала Игна уговаривать его. — Без любви и петь нельзя, так ведь? Эх, если бы я только могла, если б господь одарил меня талантом!.. Напиши еще, как три раза село жгли, а оно живым осталось! И три савана-покрывала сбросило, три цепи разорвало, трижды лицо свое меняло. И сколько еще раз село меняло свой облик, пока не придут такие времена, когда без покрывал будем жить!

— Что вы подразумеваете под покрывалом, тетя Игна?