Цветины луга - [145]

Шрифт
Интервал

Сейчас, ночью, не было видно дыма. Его поглощала темнота, и сияние огней казалось еще более ярким. Но присутствие дыма чувствовалось и в ночной свежести поля. Он полз, как злой дух, пытаясь отравить радость. Инженер думал обо всех людях. Тех, которые боролись с заводом, но в то же время отдавали все свои силы строительству. Как спасти от ядовитого дыма этих прекрасных людей, привыкших к свежести ветерка, дующего с гор и Цветиных лугов? Не перестанем ли мы ощущать по-настоящему свет, если забудем, что такое тьма?

На зорьке главный инженер шел по пустынным и сонным улицам и смотрел на знакомые дома. Он испытывал чувства, какие испытывают люди, возвращающиеся из долгой поездки. «Здесь живет Туча — человек, который крепко стоит на земле и гордо смотрит в небо. Дуб, превратившийся в металлический столб завода! Наверное, он и сейчас не спит… А вот рядом дом Сыботина. Он, наверное, в ночной смене, замещает кого-нибудь из друзей…»

Вдалеке был виден дом, где живет учительница. Когда он подошел поближе и увидел окно квартиры Мары, его сердце забилось часто-часто. «И она не спит! Ну, а мужа и пушечным выстрелом не разбудишь», — подумал инженер и улыбнулся. Вдруг ему в голову пришла мысль: «А что, если пойти к ней и поделиться своими думами!..» Он бы ей сказал: «Мара, посмотрите, каким прекрасным заревом залиты Цветины луга!.. Хорошо! Только этот дым… Ужасно! Я хочу сделать так, чтобы…»

Оборвав на полуслове свой импровизированный разговор с Марой, он остановился и снова улыбнулся Ему было приятно, льстило, что из-за него она лишилась покоя. Вспомнил поцелуй, который она смущенно подарила на крестинах. И тут же всплыла легенда о Цветиных лугах. В его представлении Мара была новой Цветой, боровшейся против косности и бездушия… Инженер поднял голову и еще раз взглянул на ее окно. Какая-то внутренняя сила тянула его к ней. Но… «Зачем он стоит на этой улице? Что он здесь ищет в это раннее осеннее утро, когда хризантемы еще не раскрылись навстречу солнцу?»

Инженер стоял перед знакомым подъездом и смотрел вверх. Вокруг было пусто. Темнела входная дверь, смутно вырисовывались контуры домов, и ему стало не по себе, что он, словно юный романтик, бродит в столь ранний час. То, что он романтик, знали почти все, и никто бы не удивился, встретив его здесь в это необычное время…

Он прошел дальше мимо других домов и вдруг заметил, что не только он, но и другие уже не спят. «Как все-таки много беспокойных людей здесь живет, — подумал инженер. — Впрочем, не только здесь. Наверное, не спит в своем Орешце и Игна. Не спят люди в близлежащих селах. Армия беспокойных растет, она побеждает ленивую безмятежность, изгоняет ночь, приближает вечный день. Беспокойные люди руководят миром и ведут его вперед, в будущее…»

В трепетном мерцании огней ему грезились миллионы людей, прогоняющих одиночество, отчаяние и мрак. Вот и сейчас — он один, но за ним идут тысячи людей. Инженера некоторые считали одиноким и замкнутым человеком — как они ошибались!.. Они не хотели понять того, что нельзя быть одиноким среди друзей. Даже сейчас, когда он бесцельно бродит по улице, он не одинок — говорит с друзьями, улыбается им и радуется за них. О себе он не думал, и совсем не чувствовал одиночества. Словно разговаривал с другим человеком, доверяя ему свои мысли. Другое дело, если бы у него отняли возможность мечтать, осуществлять свои мечты, быть среди людей, заботиться о них. Если бы отняли у него любимое дело. Вот тогда он был бы одинок. А сейчас у него все это есть. Чувства и мысли били ключом, заставляли искать, творить.

С наступлением рассвета становился заметным и дым. Стремительно, неукротимо вылетал он из заводских труб, расстилаясь по всему небу, покрывая землю своею черной пеленой. Инженер много думал, как победить его, чтобы он не омрачал чистоту наступающего дня. «Надо поделиться с кем-нибудь этим, пока мысль не ускользнула из головы», — сказал он сам себе и вздрогнул от заводского гудка, возвещающего начало первой, утренней смены. Домой он возвращался вместе с рабочими ночной смены, чувствуя себя поэтом, создавшим новое, еще не опубликованное стихотворение.

Завод работал в том же размеренном ритме, что и ночью, только сейчас, днем, ясней были видны его величественные контуры. Вокруг широко расстилалась холмистая равнина, и завод казался кораблем, бросившим якорь в глубокой котловине села.

50

Пуск завода навсегда рассеял мнение об инженере, будто он «интеллигентик», «мальчишка и романтик», как в свое время называл его Солнышко. Главного инженера выбрали в состав бюро окружного комитета партии. После того, как убрали Слынчева, выступления инженера стали смелее и содержательнее. На заседаниях и собраниях он говорил о новых методах работы, о будущем размахе механизации. Рабочие, техники стали лучше разбираться в вопросах строительства. Они у него учились быть смелыми и правдивыми. И когда зашла речь о его повышении, то среди членов бюро разногласий не было.

— Верно, молодой, но толковый, прозорливый! Принципиален, честен, трудолюбив. Людей любит, и они ему платят тем же! — высказывались представители завода.


Еще от автора Стоян Даскалов
Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Рекомендуем почитать
Студент Прохладных Вод

«Существует предание, что якобы незадолго до Октябрьской революции в Москве, вернее, в ближнем Подмосковье, в селе Измайлове, объявился молоденький юродивый Христа ради, который называл себя Студентом Прохладных Вод».


Шкаф

«Тут-то племяннице Вере и пришла в голову остроумная мысль вполне национального образца, которая не пришла бы ни в какую голову, кроме русской, а именно: решено было, что Ольга просидит какое-то время в платяном шкафу, подаренном ей на двадцатилетие ее сценической деятельности, пока недоразумение не развеется…».


КНДР наизнанку

А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.


В пору скошенных трав

Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.


Сохрани, Господи!

"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...


Акулы во дни спасателей

1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.