Цветины луга - [103]

— Легко вам говорить! «Рожайте!» А у тебя самого почему только один сын? Почему твоя красотка второй раз не решается родить? Всего по горло, как сыр в масле купается, а не хочет. Чего ты ее не заставишь родить еще двух-трех? Боишься, чтобы фигуру не испортила? Только нас наставляешь: «Рожайте! Множьтесь!» Мы для тебя, словно кошки.

Солнышко потемнел от злости.

— Где председатель? Есть здесь представители власти или нет?

— Мы сами власть! Когда подходят выборы, вы говорите, что власть — это мы. «Власть в ваших руках!» Вот теперь она в наших руках! Какая вам еще власть нужна? Председатель убежал. Вы его так запугали, что он на все махнул рукой и сказал нам: «Делайте, что хотите!».

— Позовите его!

— А кто его знает, куда он завеялся? Говорят, поехал, аж в Опинчовец. Дайте машину или сами катите за ним!

— Кстати, увидишь, как овцы мрут, горемычные, слов но мухи, после того как вы их перевели в горы.

— Да вы с кем разговариваете?

— Ясное дело, с кем. С вами, товарищ Слынчев. Ждали, что ты нас, как солнце, согреешь, а ты взял да и окатил нас холодной водой.

— Ну погоди, ты у меня допрыгаешься! У меня с тобой старые счеты! Я ничего не забыл! Выгнали тебя из членов правления, но это еще не все! Ты сама себе яму роешь! Твой муж на заводе такие деньги получает, а ты против государства бунт поднимаешь! Запиши себе, — обратился он к главному инженеру, — и ее мужа, и мужей всех этих, которые здесь горло дерут, уволить с завода!..

Он замолк, а со стороны сельпо, где обычно продавали молоко, донеслось бренчание пустых бидонов и кастрюль. Там в ожидании молока столпились дети. Но и сегодня — уже который день подряд! — продавец захлопнул дверь перед носом этой огромной оравы со словами: «Молоко кончилось!» Затарахтели, забренчали бидоны, кастрюли, поднялся такой шум, что хоть затыкай уши и беги. Солнышко поморщился. Шум не прекращался. Вместо того чтобы разойтись по домам, дети размахивали над головами бидончиками, бряцали крышками кастрюль. И вдруг Солнышко вспомнил слова председателя, сказанные в его кабинете: «Нет молока! Приезжайте, увидите сами!».

Вся эта ватага, бренча бидонами и кастрюлями, направилась к секретарю. Солнышко был вне себя от ярости. Кто организовал этот спектакль, кто подбил эту ораву на такое свинство? Может, председатель?

— Вы, разбойники! Куда вы? — набросился он на ребят.

— К вам, товарищ Слынчев! — ответил один из мальчишек, высокий, с торчащими во все стороны вихрами.

— Чего вам надо?

— Молока! — в один голос крикнули ребята.

— Кто вас научил? Кто вам сказал прийти ко мне? Марш отсюда! Вон, сопляки негодные! Это еще что за демонстрация? Вы мне ответите за это! Видите, до чего вы со своей лирикой и толстовским непротивлением злу насилием дошли, товарищ инженер? — набросился он на главного, а потом повернулся и решительно зашагал к парадному входу школы.

Наступил момент, когда он должен был принять решительные меры, сделать все, чтобы сломить упорство всех этих людей от мала до велика, нагнать на них страху, показать свое могущество.

Но женщины встали на его пути, точно стена. Тарахтя бидонами, к женщинам подбежали и дети.

— Откройте дверь! — громовым голосом приказал Солнышко.

В ответ раздалось еще более мощное громыханье бидонов и кастрюль.

— Где директор? Позовите директора! Она должна быть всегда на посту, ничего что каникулы. Не может быть, чтобы директорша не приложила руку к этому делу! Она здесь, но прячется!.. Завтра же будет уволена!..

— Директорша в родильном доме, — насмешливо сказала Игна. — Сына родила! Пример показывает, как надо увеличивать производство школьников, чтобы не закрывались школы. А вы ее ругаете!

— Где ключи? Куда девалась уборщица?

Дина притаилась среди ребят и стояла, не отзываясь.

— Открывайте, иначе я всех вас вместе с вашими отпрысками в тюрьму засажу! — и, пробившись к двери, нажал на нее плечом. Дверь поддалась. Он двинул ее еще раз, дверь не выдержала, затрещала, на землю посыпались стекла.

— А-а-ах! — вырвалось у женщин.

Он повернулся, пробил себе дорогу сквозь толпу, сел в машину и умчался.

Вскоре в село Орешец приехала другая машина — милицейская…

Из нее вылез сам начальник милиции. Он осмотрел место происшествия и запретил школьной уборщице Дине подметать битые стекла у парадного входа.

Скоро пожаловали и следователи из самой Софии. Весь день и всю ночь велось следствие. Допрашивали женщин и детей. Допросили всех, кого только можно было допросить.

— Почему вы это сделали? — задавали всем один и тот же вопрос.

— Потому, что сил наших больше нет терпеть! — получали один и тот же ответ.

— А кто вас надоумил?

— Нужда!

— А главный инженер не подстрекал вас?

— Да он об этом слыхом не слыхал! Мы сами. Лопнуло наше терпение, — взволнованно доказывала Игна. — Мы можем все сделать, что потребует от нас власть. Но весь вопрос, как требовать! Так, как Слынчев требует — не пойдет.

Как ни придирались следователи к ее показаниям, сквозь какое сито их ни цедили, они все больше убеждались в том, что она говорит правду. Она лучше Слынчева объяснила им, как было дело и почему.

— Хорошо, что так вышло! Что вот приехали люди с самого высокого места, чтобы нас услышать. А то мы ведь и делегации слали, и жалобы писали не раз. Люди там наверху правильно решали, да только товарищ Слынчев эти решения клал под сукно, сам еще хуже давил нас, без ножа резал. Как же можно работать и жить с таким человеком? Чуть что не так, сразу приписывает, что мы против народной власти. Слово не так сказал — враг! Не так глянул — враг! А мы ведь тоже люди, товарищи! Бывает, и посмеемся, если что не так, а то и пожалуемся. Для того мы одно — народ и руководители, чтобы понимать друг друга, чтобы все было разумно, по согласию.