Цвет пурпурный - [33]
Телячьи нежности я люблю, говарит она, больше мне на сегодняшний день ничево не надо, и точка.
Ага, говорю, обниматься-то больно сладко.
Она говорит, Раз такие дела пошли, надо нам чем-нибудь заняться, из ряда вон выходящим.
Это каким, спрашиваю.
Ну, говорит она, оглядывая меня, давай-ка к примеру сошьем тебе пару брюк.
Зачем это мне портки? говорю. Мужик я, что ли?
Нечего важничать, говарит она. Платья на тебе не сидят. Ты не так сделана, чтобы платья носить.
Ну, не знаю, я говорю. Мистер __ скажет, не позволю своей жене в брюках ходить.
Почему это? Шик говарит. Вся работа в доме на тебе. Срам смотреть, как ты, платье надевши, в поле горбатишься. Как ты умудряешься на подол не наступать, и как тебя еще под лемех не затянуло, это загадка природы.
Да? говарю.
Да. И еще тебе скажу. Я раньше, когда мы с Альбертом хороводились, бывало, штаны его надевала. Даже было раз, он мое платье надел.
Брешешь, говорю.
Истинная правда. Я же говарю, он был смешной. Не то што нынче. Он обажал меня в брюках. Портки для него, што красная тряпка для быка.
Фу, говорю. Представила я себе картину, и аж противно стало.
Сама знашь, какие они, Шик говорит.
Из чево шить-то бум, говорю.
Надо раздобыть военную форму, говарит Шик. Потренироваться чуток. Ткань на ей крепкая. И бесплатная.
У Джека есть, говорю, Одессиного мужа.
Ага, говорит. Так и заведем, шить да Неттины письма читать.
Ишь, думаю, хитрюга, лучше иглу мне в руку, чем бритву. Она больше ничего не сказала, подошла ко мне и обняла.
Как я узнала, што Нетти живая, начала потихоньку спину разгибать. Стала думать, вот она вернется и мы уедем отсюдова подальше, я, она и двое наших детей. Стала гадать, на ково они похожие. Чтой-то тяжко мне о них думать. Неловко как-то мне. Ежели по правде, то больше стыда чувствую, чем любви. Как они вообще? Нормальные аль нет? Шик говорит, при кровосмешении дети дураки получаются. Кровосмешение от сатаны, на погибель людям.
Все ж таки больше я думаю о Нетти.
Жарко тут, Сили, она мне пишет. Жарче, чем в июле. Жарче даже, чем в июле и августе вместе взятых. Жарко, как в июле и августе у растопленной плиты в маленькой комнатке. Одним словом, жарко.
С корабля нас встретил житель той деревни, где мы будем работать. Его христианское имя Джозеф. Он короткий и толстый, и у него такие ладони, что, когда я пожимала ему руку, мне показалось, я ухватилась за что-то мокрое и мягкое, будто совсем без костей. Он немного знает английский, но этот английский не такой как наш, хотя что-то общее все-таки есть, и он называется пиджин. Джозеф помог нам перетащить наши вещи с корабля на лодки, присланные для нас. Скорее не лодки, а долбленки, как у индейцев, знаешь, на картинках. Для нас и наших вещей понадобилось три лодки, и четвертая для лекарств и учебных принадлежностей.
В лодках было весело, люди на веслах гребли наперегонки и пели песни. На нас они не обращали никакого внимания. Когда мы причалили к берегу, они даже не помогли нам сойти на берег, а некоторые наши вещи бросили прямо в воду. Потом они вымогли из Самуила плату, которая, как сказал Джозеф, была непомерно большой, и тут же стали кричать что-то другим пассажирам, которым надо было добраться на корабль.
Порт здесь красивый, но большие корабли не могут подойти близко к причалу из-за мелководья. Так что в мореходный сезон для лодочников здесь много дела. Все лодочники, каких я видела, были больше и сильнее Джозефа, но цвет у всех одинаковый, темно-шоколадный. Не черный, как у сенегальцев. И, Сили, у них у всех прекраснейшие, белейшие, крепчайшие зубы! Пока мы плыли на корабле, я мучилась от зубной боли, и мне поневоле приходили в голову мысли о зубах. Помнишь, какие у меня плохие задние зубы? И в Англии меня поразило, какие нехорошие у англичан зубы, черные, гнилые и корявые. Интересно, не вода ли этому причиной? У африканцев же зубы напоминают лошадиные. Такие же ровные, крепкие и хорошо сформированные.
Весь порт помещается в домишке величиной со скобяную лавку у нас в городке. Внутри торговые ряды с тканями, маслом, сетками от комаров, походными постелями, фонарями, гамаками, топорами, мотыгами, мачете и другими инструментами. Всем заправляет белый, но некоторые ряды сданы африканцам, которые торгуют овощами и фруктами. Джозеф показал нам, что нам надо купить с собой. Большой железный котел, кипятить воду и белье. Цинковый таз и сетку от комаров. Гвозди, молоток, пилу и топор. Лампы и масло к ним.
В порту негде было переночевать, поэтому Джозеф нанял носильщиков из парней, которые бездельничали, болтаясь у торговых рядов, и мы пошли прямиком в Олинка, в четырех днях пути через дикие заросли. То есть джунгли по-твоему. Сили, ты знаешь, что такое джунгли? Ну так вот, это лес, где очень много деревьев. Все деревья такие огромные, словно их поставили друг на друга. И повсюду мхи, вьющиеся растения, всякие мелкие зверьки. Лягушки. Есть змеи, как сказал Джозеф, но, слава Богу, мы ни одной не видели, только горбатых ящериц величиной с твою руку, которых местные жители ловят и едят.
Они очень любят мясо, все, кто живут в нашей деревне. Если просишь их что-нибудь сделать, а они не делают, надо пообещать им мясо, либо небольшой кусок из собственных запасов, либо, если надо их подвигнуть на важное дело, то барбекю. Да-да, барбекю. Они так похожи на наших людей!
Книга составлена из рассказов 70-х годов и показывает, какие изменении претерпела настроенность черной Америки в это сложное для нее десятилетие. Скупо, но выразительно описана здесь целая галерея женских характеров.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.