Цвет цивилизации - [58]

На дворе было ветрено, небо нависло низко. Утром уже был дождь, первый ливень, принесенный муссоном, и вечерний дождь собирался. Улица была грязна. Скороходы остановились, чтобы приподнять платье и пристегнуть кожаную полость коляски. Мевиль нашел эту остановку очень короткой. Когда коляска была уже перед дворцом, упали первые капли дождя. Но тонкинцы, сделав усилие, взбежали на перрон, и господин вышел под колоннадой портика, не замочив своих полотняных башмаков. Часовой торопливо вытянулся во фрунт, с саблей на плечо. Бой, который выходил из зала, поспешил посторониться, чтобы пропустить европейца.

Мевиль вошел. Зала была пуста, дверь в маленький салон отворена. Он направился туда. Выпитое лекарство согрело его кровь, он почти не испугался, увидев Марту. Она была там одна. Сидя у пианино, она читала ноты, не играя. Ее тонкие пальцы лежали на клавишах. Циновки пола заскрипели под шагами Мевиля. Она повернула голову и поднялась навстречу визитеру, протягивая руку. Они сидели друг против друга. Она вежливо поблагодарила его, что он приехал, несмотря на дождь: вода уже струилась по стеклам снаружи, и салон, сумрачный, как все салоны в этой стране, походил на келью или пещеру. Мевиль подумал, что это – пещера сфинкса, в которой он разрывает на части свои жертвы…

Тем не менее, он начал готовиться к наступлению. Вместо того, чтобы идти прямым путем, он, по обыкновению, выбрал окольный. Свадьба Фьерса и m-lle Сильва показалась ему подходящей темой для начала.

– Жак де Фьерс, – сказал он, – приезжает сегодня из Камбоджи.

M-lle Абель удивилась.

– Вы это знаете наверное? Сегодня утром я завтракала у Селизетты, она не говорила об этом ни слова.

– Известие получено в Управлении.

– Тем хуже, Сильва уехали сейчас в Мито и вернутся только после обеда.

– Ну, они увидятся завтра.

Разговор шел вяло. Он сделал усилие и задал решительный вопрос, который показался ему трудным, как подъем на гору.

– Прекрасный брак, не правда ли?

– Прекрасный.

– Брак, который будет счастливым. Она сделала неопределенный жест.

– Вы не знаете Фьерса. Мы с ним друзья вот уже десять лет. Это сама честность и искренность.

– Тем лучше для Селизетты. Она вполне заслуживает счастья.

Мевиль посмотрел на каминные часы: десять минут уже прошло. Он подумал, что может явиться еще какой-нибудь визитер. Перед ним был ров, который предстояло перепрыгнуть. Он разбежался:

– Брак – это пример, которому нужно следовать.

– Хороший пример или плохой?

Она смеялась со своей обычной иронией, коротко и невесело.

– Хороший, – серьезно сказал Мевиль. – Когда вы намерены ему последовать?

– Я? Я совсем еще не думаю об этом.

– Другие, быть может, зато думают, глядя на вас.

– Вы полагаете? – равнодушно сказала она. Он сжег свои корабли.

– Я знаю одного… по крайней мере, одного… который дышит только вами и грезит только о вас.

Она пристально посмотрела на него.

– И вы знаете, кто это, – закончил он, вставая.

– Не вы ли, грехом? – она снова начала смеяться.

– Да, я.

Она не обнаружила ни малейшего волнения.

– Бог мой! Вам следовало бы предупредить меня. Это объяснение в любви? Или официальное предложение?

– И то, и другое.

Она продолжала смеяться, как ни в чем не бывало.

– Хотите, положим это на музыку?

Она села к пианино, взяла два аккорда и пробежала пальцами по клавишам в сарабанде каких-то смешных созвучий, потом, без перехода, закончила таинственной фразой в миноре.

Она издевалась над ним, он рассердился.

– Я ничего не понимаю в сонатах. Что выражает собою эта? Да или нет?

Она повернулась на своем табурете лицом к нему:

– Вы говорите серьезно?

– Серьезней, чем когда бы то ни было.

– Вы хотите на мне жениться?

– Это мое единственное желание.

– В самом деле, без шуток?

Он подумал, что она кокетничает.

– Клянусь вам, – начал он с жаром, – вы мне окажете, согласившись отдать мне эту руку, величайшую королевскую милость, какой ни одна женщина не оказывала в любви.

Она сделала гримасу учтивого сожаления.

– Очень жалею, но этой милости оказать вам я не могу.

– Почему же?

– Потому что. Нет, в самом деле, не могу.

Он увидел, что в его объятия она не упадет. Женщины говорят «да» только один раз, он знает это лучше, чем кто-либо.

– Сударыня, – он стоял перед ней во весь рост, готовый удалиться, – удостойте меня выслушать: это не шутка, дело идет о моем счастье и, быть может, о вашем тоже. Вы знаете, кто я, знаете мое имя, мое положение, мой образ жизни. Если я и не богач, то человек со средствами – одним шансом на счастье больше для женщины, на которой я женюсь. Женщиной этой будете вы, и никто другой, потому что я вас люблю страстно, как не любил до сих пор никогда. Не отвечайте! Подождите немного. В моих словах нет ничего обидного для вас. Подумайте, не спешите, посоветуйтесь. Я буду ожидать два дня, три дня, неделю… И помните: моя жизнь принадлежит вам, моя судьба в ваших руках.

Он низко поклонился и пошел к двери. Стоя с нахмуренными бровями, Марта Абель, дав ему договорить до конца, остановила его.

– Не ждите ничего, сударь, это бесполезно. – Она говорила короткими фразами, устремив на него холодные глаза. – Я вам сказала «нет», и это «нет» не изменится никогда. Верьте, я ценю честь, которую вы мне оказали, и даже польщена, потому что я знаю ваше имя, ваш образ жизни, ваше богатство и другие преимущества, о которых вы деликатно умолчали. Но я не хочу выйти за вас. Предположите, если вам непременно нужны мотивы моего отказа, что я еще слишком молода.