Цвет цивилизации - [57]

Он преследовал двух жертв сразу, не решаясь бросить одну, чтобы погнаться за другой. Они увлекали его – ожесточенного, обезумевшего – по двум следам, ведущим в разные стороны. M-me Мале представлялась ему чувственным идеалом, какого он не достигал еще никогда. Марта Абель затрагивала в нем струны, которых он не знал раньше, и трепет которых пугал его: таинственные, мистические струны любви, бледной и холодной, как смерть. Он вспоминал любовь монахов к распятию в их келье. Эта бледная чистая девушка, эта мраморная статуя, этот египетский сфинкс, оживленный каким-то волшебством, представлялся ему загадкой, которую он хотел разгадать или умереть.

Он не ухаживал за ней, потому что за такими загадками не ухаживают. Он не добивался от нее ничего. Мысль, что она была женщиной, как все, способной дать наслаждение, никогда не приходила ему в голову. Он любил ее более целомудренно, чем Фьерс любил m-lle Сильва, и когда он размышлял о женитьбе на ней, то даже не думал о брачной ночи. Если б он о ней подумал, то, быть может, в испуге отказался бы от своего намерения.

Жениться на Марте Абель… Впервые эта мысль пришла Мевилю в пароксизме лихорадки. С точки зрения принципов и правил его жизни, женитьба являлась чем-то чудовищным. При одном этом слове Торраль покатился со смеху, и пристыженный Мевиль отложил эту мысль в дальний ящик своего безумия.

Но скоро правила и принципы утратили для него всякое значение. Влюбленный в двух женщин сразу и не будучи в силах добиться ни одной из них, он внезапно оказался бессильным по отношению ко всем женщинам вообще. Он не мог больше любить. Сначала это было отвращением, которого он не пытался преодолеть. Но вскоре он констатировал, что это нечто худшее: невозможность. Торраль, который заботился о своем друге, настоял, чтобы он сохранил несколько любовниц, но они истощали его, как старика. Ему было всего тридцать лет, но на вид он теперь казался старше, чем в действительности. Расстройство организма отражалось на его лице, все еще прекрасном, но изнуренном.

Тогда он понял, что идет к краю гибели, и что хороши все средства, которые могут ему помочь. В это самое время весть о женитьбе Фьерса дошла до него и показалась примером, которому нужно последовать. Он снова вспомнил свой проект и нашел его прекрасным и разумным во всех отношениях. Он решил приступить к делу. Но в первый же раз он увидел глаза сфинкса, пронизывающие его своим неподвижным взглядом, был ослеплен и ушел, не сказав ничего.

Глаза Марты Абель… Оставшись один, Мевиль в первый раз задумался о них. Что там было, за этими холодными черными светочами? Он любил много женщин. Он видел, как они живут и волнуются, он знал их обычные слабости: честолюбие, тщеславие, чувственность – и продажность как синтез всего этого. Но что выражали глаза Марты Абель? Она была сфинксом как внутри, так и снаружи. Он отказался от мысли разгадать ее и ободрял себя практическими рассуждениями. M-lle Абель было двадцать лет, она была единственной дочерью, прекрасно воспитанной, очень красивой, да, но бесприданницей – вице-губернатор был по уши в долгах. Бесприданницей и, кроме того, обладала красотой слишком оригинальной, которая внушала беспокойство более, чем привлекала к себе. В итоге выйти замуж было для нее нелегко. Он, Мевиль, был молод, имел свой круг пациентов, пользовался определенной репутацией и известным благосостоянием – выгодная партия, несомненно. Почему бы ей не принять его предложение?

Почему? Он посмотрел в зеркало: он был красив, так же красив, как она. В тот же вечер он отправился к Марте – и отступил опять, полный страха.

Но двумя днями позже, слоняясь утром по улице, он встретил Торраля, который возвращался домой завтракать.

– Фьерс прибывает сегодня вечером со своей «Лавиной», – сказал инженер. – Я сейчас был у губернатора. Восстание подавлено, так, по крайней мере, они говорят.

– Вот как, – сказал Мевиль, – Фьерс приезжает? Женитьба Фьерса на m-lle Сильва не была больше мифом, церковное оглашение только что состоялось.

– Да, – подтвердил Торраль, – приезжает Фьерс, бедный дуралей. Сильва вчера вернулась с мыса Святого Иакова. Вероятно, он проведет сегодняшний вечер в семейном кругу. Фьерс – в семейном кругу! Ах! Я был о нем лучшего мнения. Ну, оставим это. Сегодня вечером мы обедаем вдвоем?

– Не знаю.

– Не знаешь, стало быть, да. Надо взять тебя в руки, голубчик. В восемь часов в клубе, или немного позже на улице Катина.

Вернувшись к себе, Мевиль сел, опираясь щекой на руку.

Фьерс возвращался, Фьерс был женихом. Значит, возможно же для цивилизованных, несмотря на разврат, несмотря на усталость, избрать себе чистую девушку и жениться, как делают варвары? Это было возможно. В течение нескольких часов он старался проникнуться этой уверенностью. В четыре часа он приказал скороходам подать свою коляску. Перед отъездом он подумал, что это предложение, которое он собирался сделать, весьма походило на дуэль. Ему приходилось иногда присутствовать на поединках. Он знал средства, которые укрепляют слабые сердца, и выпил, на всякий случай, склянку. Тонкинские скороходы пустились бежать быстро, слишком быстро.