Цвет абрикоса - [56]

Когда Аймэй впервые вступила в спальные покои, она ни за что не хотела поверить, что можно быть счастливой при такой ораве соперниц. Но, видя, как ловко студент обходит жен и притом ни капельки не устает, даря каждой высшую из радостей, она в сердцах воскликнула:

— Ай-яй-яй! Что за талант! Мужчины, кои приближались ко мне, были в силе не более четверти часа, и я никогда не радовалась этой любви, ибо ни разу не подошла к желанному концу. А здесь господин объезжает своих кобыл, точно богатырь. Ну и резвый жеребец! Хочу быть среди них!

В тот миг студент наслаждался прелестями Айюэ. Не прерывая своего занятия, он обнял Аймэй. Зрелище плотских утех подобно заразе, которая заражает человека вожделением. Аймэй уже не властвовала над собой: она бросилась на постель, развела ноги, готовая принять студента. Остальные жены окружили ее, стараясь привести в состояние неистовости: кто-то уже раздвигал бедра пошире, кто-то уже проник рукой за потайные двери и вовсю ласкал ее внутреннюю плоть, иные тискали груди и теребили соски, но, даже когда жены поднесли к ней янское орудие своего господина, она еще не была на пределе чувств. Студент простерся над ней и упал на ее пышный луг. Он слегка прошелся по нему, а потом утопил себя в ней. Аймэй охала и стонала, выла и сквернословила, но вот студент погрузил в нее пест по самый корень. Аймэй показалось, что у нее внутри запылала жаровня. Она чувствовала, как в ней взрастает и сокращается уд, как ее колет и теребит его «черепашья головка». Переживая момент полноты чувств, она воскликнула:

— Пусть сестрички не перестают подогревать меня, ибо во мне еще не созрело дивное чувство небытия.

И с этими словами она теснее прежнего прижалась к студенту, моля дать ей еще и еще этой странной любви. Она изогнула стан и стала походить на надломленную ветром ветку ивы. Она колыхалась, будто челн, плывущий по крутым волнам. Из ее груди вырывались какие-то звуки, напоминающие бульканье, и чем дольше держал ее в руках студент, тем более охватывала ее волна страсти. А уж когда все в порыве распутного озорства принялись ее ласкать, гладить бедра, щипать соски, влага лона наконец увлажнила простыни.

Скажу заранее: после уже никакая печаль не терзала ее сердце, ибо она была вполне ублаготворена, познав высшую радость, доступную смертному. И куда делось ее сердце-камень! Она дала клятву никогда не покидать студента и быть с ним до седых волос.

Незаметно забрезжил рассвет, месяц-лепесток повис в небе. Девушки устроились на беспредельной кровати и были раскованы: кто лежал и отдыхал, кто вытирал простыней ароматный пот, запах румян, пудры, притираний веял в воздухе, черные клубы волос раскинулись по изголовьям, а сами девушки походили на цветы, раскинувшие свои цветущие ветки у резных перил, или на веточки нефритового коралла, выросшие за шелковым пологом. Обойдя всех возлюбленных жен, студент был премного ублаготворен и доволен.

Ранним утром он поднялся первым. Вслед за ним поднялись и его прекрасные наложницы, и никто не был ни растрепан, ни неряшлив. Студент был в зале, когда пришел посыльный и сказал, что в лодке, которая только что подошла, прибыла некая дама из семьи Сюэ Мяонян и ожидает его. Студенту не хотелось покидать дом, но, храня память о своей умершей супруге, он согласился пойти встретить гостью. Студент пришел на берег реки и поднялся на лодку. Какая-то красавица встала ему навстречу, назвав его мужем старшей сестры.

— Кто вы? — спросил ее студент.

— Я названая сестра вашей покойной супруги, мое имя Дай Ичжи.

— Так, значит, вы мне родственница? Рад вас видеть, рад видеть.

Сели на циновку, Ичжи налила бокал вина и поднесла студенту. Он принял из ее рук бокал, и потекла меж ними беседа вперемежку с вином. Вдруг небеса потемнели, пошел дождь, Ичжи подошла к окну и выглянула — было темно, как будто всю землю объял мрак. Ичжи засветила свечу. В тот миг она показалась студенту едва ли не самой прекрасной на свете. Поистине она была красавицей, освещенной свечой, а он был «молодым человеком под луной». Еще выпили по нескольку бокалов вина. Студент взыграл духом — винные пары затуманили ему мозг, и он, уставившись на девушку, спросил:

— Пришла ко мне, похоже, за каким-то делом? Могу доставить тебе радость, какую и три добрых мужа не доставят.

Ичжи обратила к нему взор — так катит воды осенняя река — и, вздохнув, ответила:

— Слыхала, будто соитие доставляет радость… По сей день не ведаю, какое в том удовольствие? Пока не прояснится небо, побудьте со мной на лодке.

Молодые люди решили переждать непогоду, и чем дольше беседовали, тем более нравились друг другу. В конце концов студент уже не мог держать себя в узде. Он обнял Ичжи, прижал к груди и стал стаскивать с нее юбку. Раздев ее, он выставил перед ее потайными вратами уд и поместил «черепашью головку» прямо в лоно. Услыхав, как она охнула, понял, что попал в цель. Ичжи почувствовала, что внутри нее все горит огнем. Ее охватила радостная истома. Свернувшись в комочек, она прижалась к груди студента, не смея шевельнуться. Студент достиг предела вожделения, вошел в раж и показал себя подлинным мастером. Тыкаясь в ней так и сяк, его уд то походил на копье, то разил, словно меч, не давая себе передышки. От его усердия Ичжи охватила необузданная, сумасшедшая, вожделенная страсть. Из нее потоком изливалась влага и, она, побежденная, сразу поникла. Студент отпустил ее. Ичжи увидела удилище и, взяв его в руки, принялась изучать и гладить. Испуганно спросила: