— Кайманы, — поясняет стюард. — Ну всё, по местам. Давай двигай. Кровью не наследи.
Я сижу на чемодане, курю и смотрю с причала на реку, в которой медленно и неторопливо двигаются чёрные тела тварей.
Закат догорает.
Луч света вырывается из-за моей спины, и в реке вспыхивают пары ярких точек — глаза кайманов, отражающие свет фонаря.
— Как вы себя чувствуете, господин? Вы здоровы? Могу я вам чем-то помочь?
— Вполне, — отвечаю я подошедшему из сумрака человеку. — Вполне. Я просто сижу и вспоминаю. Я был тут двадцать пять лет назад. Приду попозже, если вы не возражаете.
— Гостиница тут недалеко, сто метров вверх по холму. Мне вас подождать?
— Не стоит, друг мой. Не стоит. Я подойду через полчаса. Мне нужно ещё посидеть тут и вспомнить кое-что важное. Вы идите себе, если хотите, вот вам мои документы, можете меня записать.
Я протягиваю паспорт.
— Хорошо, сэр. Сделаю всё в лучшем виде.
— Нисколько не сомневаюсь, друг мой. Я скоро, не переживайте.
— Тогда возьмите фонарь.
— Да мне особенно незачем.
— Зачем же идти наверх в темноте? Возьмите, сэр.
— А как же вы?
— У меня есть ещё — вот, смотрите.
— Вы очень предусмотрительны.
— Благодарю вас, сэр. Буду ждать вас. Приятных воспоминаний.
— Благодарю.
Я выбрасываю окурок в воду. Прикуриваю ещё одну.
Осталось немного. Иностранный легион. Двадцать пять лет игры со смертью. Глупой, бессмысленной игры. Настолько глупой, что мне не удалось в ней проиграть.
Отвратительно.
Бессмысленно.
Двадцать пять лет, выброшенных на совершенно, безумно бессмысленное времяпрепровождение.
Я не солгал тебе тогда, когда говорил, что я умер.
Я и правда умер, хотя полагал, что лгу, говоря тебе это.
Просто надолго отложил погребение.
Впрочем, это можно исправить.
Сейчас я докурю.
Самое время поплавать немного.
