Цунами - [16]
— МГУ?
— МГУ.
— А, значит, с той же грядки, — сказал Рад.
— А вы тоже закончили искусствоведческий?! — вопросила прелестница с радостью соучастницы в некоем тайном и выгодном деле.
— Я дал повод так считать? — Рад извинился голосом. — Нет, под грядкой я имею в виду сам университет. А учился я на мехмате. Я математик.
— Как Серж?! — с той же радостью соучастницы в тайном и выгодном деле вопросила прелестница.
— Как Серж, — подтвердил Рад.
Серж — это был хозяин дома. Удачная партия Полины, похитившей его четыре года назад из прежней семьи и теперь вкушающей всю сладость денежной жизни. Финансовый директор крупной компании, которую даже дефолт 98-го только слегка качнул: торговля сталепрокатом, торговля какими-то полезными ископаемыми, ниша на рынке продуктов…
И еще это был не кто другой, как тот сокурсник Рада, что привел его на ночную тусовку, где обсуждался вопрос об учреждении партии, оппозиционной коммунистической. Где он был со всеми знаком, со всеми в дружеских отношениях. Потом Раду приходилось видеть кое-какие лица с тех посиделок то в официальной хронике по телевизору, то в какой-нибудь передаче — высокие посты занимали люди. Наверняка он мог пошуровать некими тайными рычагами, нажать на скрытые от стороннего взгляда педали, чтобы освободить Рада от сдавливающей шею удавки — о чем его Рад и просил, — а уж что без сомнения мог — дать в долг, но все, что он сделал — это спрятал Рада у себя на даче. От чего ему была одна выгода.
— Вы тоже где-то финансовым директором? — спросила прелестница, когда Рад подтвердил ей, что он как Серж.
Рад, глядя на нее, усмешливо прищурился. Девушка, видимо, полагала, что знание высшей математики гарантированно открывает путь в топ-менеджмент.
— Нет, — сказал он, — я не финансовый директор. Я… — он замялся и неожиданно сам для себя проговорил: — Я человек-невидимка.
Прелестница сочла его откровение за намек довольно тривиального содержания.
— В смысле, вы… разведчик? Шпион?! — вопросила она с чувством прикосновения уже к настоящей тайне.
Рад между тем справился с нахлынувшей было на него откровенностью. Причиной которой было, конечно, действие мартини, выпитого им в изрядном количестве, — утреннее перевозбуждение из-за этого происшествия с баскеривильей все дребезжало где-то в глубине провисшей струной и требовало сброса. Да плюс ко всему эта черноволосая галеристка так ему нравилась.
— Да, я японский шпион штабс-капитан Рыбников, — сказал он.
Прелестница, однако, если и читала Куприна, рассказа с таким героем не помнила.
— Нет, правда. — разочарованно протянула она.
— Да, в самом деле. Ошибочка, — поправился Рад. — Наверное, я все же из Интеллидженс-сервис. Лоуренс Аравийский.
Джеймса Бонда первой трети минувшего века прелестница тоже не знала.
— Вы шутите, — догадалась она. — Не хотите расшифровываться. Это правильно. Хотя я знаю одного вашей профессии — он так не конспирируется. Я даже имя его знаю.
— Это не настоящее имя, — с апломбом ответствовал Рад, поддерживая в глазах прелестницы свой неожиданный имидж агента спецслужб.
— Ничего подобного, — парировала прелестница. — Самое настоящее. Я всю его семью знаю.
— Значит, и вся семья ненастоящая, — сказал Рад.
— Очень даже настоящая. — В голосе прелестницы прозвучал некий вызов. — Мой отец с его отцом уже четверть века дружат.
— А вы с моим коллегой вместе еще пекли куличи впесочнице.
— Нет, он меня старше. На десять лет. Ему, — прелестница, откинувшись на стуле вбок, посмотрела на Рада оценивающим взглядом. — Ему примерно, как вам. Просто наша семья дружна с его семьей.
Рада стал утомлять этот уклон в их разговоре. Какое ему было дело, кто там с кем дружит и сколько лет.
— И как, значит, его зовут, вашего Штирлица? — спросил он, однако, не видя способа закрыть тему.
— А вот не скажу! — дразняще ответила прелестница. — Вы не говорите, и я не скажу.
— Давайте еще мартини, — сказал Рад, беря со стойки перед собой бутылку и свинчивая с горлышка крышку. — Непонятно, как русский человек в годы тоталитаризма жил без этого вермута. Я думаю, советская власть рухнула из-за того, что в стране не было мартини.
— Ой, я знаю, кто хотел, тот пил и мартини, и виски, и джин — все. — Прелестница готовно пододвинула свой бокал к Раду. Впрочем, он был почти полон: пила-то она пила, но весьма с умом. — В «Березках» любые напитки были — только заработай туда сертификаты. Заработал — и никаких проблем.
Рад капнул в ее бокал, наполнил бокал себе.
— Проблема, насколько мне известно, состояла именно в том, чтобы заработать.
— Ой, не знаю, — сказала прелестница, забирая от Рада свой мартини. — Я помню, еще совсем маленькая была, у нас этого мартини всегда полный бар стоял.
— Мальчики-девочки, девочки-мальчики, господа! — закричала из противоположного конца гостиной, вскочив с ногами на черное кожаное кресло, Полина.
Она была вся обворожение: чудная, ладная фигурка, чистого рисунка ясное лицо с большими распахнутыми глазами, сияющая улыбка — тут Рад понимал своего бывшего сокурсника, — и так же, как обворожительна, она вся была одна фальшь: фальшивая радость, фальшивая улыбка, фальшивая искренность — тут Рад, глядя на нее, переставал понимать финансового директора крупной трейдинговой компании: неужели он ничего этого не замечал?
Это очень женская повесть. Москва, одна из тысяч и тысяч стандартных малогабаритных квартир, в которой живут четыре женщины, представляющие собой три поколения: старшее, чье детство и юность пришлись на послереволюционные годы, среднее, отформованное Великой войной 1941–45 гг., и молодое, для которого уже и первый полет человека в космос – история. Идет последнее десятилетие советской жизни. Еще никто не знает, что оно последнее, но воздух уже словно бы напитан запахом тления, все вокруг крошится и рушится – умывальные раковины в ванных, человеческие отношения, – «мы такого уже никогда не купим», говорит одна из героинь о сервизе, который предполагается подать на стол для сервировки.
«Мастер!» — воскликнул известный советский критик Анатолий Бочаров в одной из своих статей, заканчивая разбор рассказа Анатолия Курчаткина «Хозяйка кооперативной квартиры». С той поры прошло тридцать лет, но всякий раз, читая прозу писателя, хочется повторить это определение критика. Герой нового романа Анатолия Курчаткина «Полёт шмеля» — талантливый поэт, неординарная личность. Середина шестидесятых ушедшего века, поднятая в воздух по тревоге стратегическая авиация СССР с ядерными бомбами на борту, и середина первого десятилетия нового века, встреча на лыжне в парке «Сокольники» с кремлевским чиновником, передача тому требуемого «отката» в виде пачек «зеленых» — это всё жизнь героя.
По счету это моя третья вышедшая в советские времена книга, но в некотором роде она первая. Она вышла в том виде, в каком задумывалась, чего не скажешь о первых двух. Это абсолютно свободная книга, каким я написал каждый рассказ, – таким он и увидел свет. Советская жизнь, какая она есть, – вот материал этой книги. Без всяких прикрас, но и без педалирования «ужасов», подробности повседневного быта – как эстетическая категория и никакой идеологии. Современный читатель этих «рассказов прошедшего года» увидит, что если чем и отличалась та жизнь от нынешней, то лишь иной атмосферой жизнетворения.
«— Ну, ты же и блядь, — сказал он…— Я не блядь, — проговорила она, не открывая глаз. — Я сфинкс!…Она и в самом деле напоминала ему сфинкса. Таинственное крылатое чудовище, проглотившее двух мужиков. Впрочем, не просто чудовище, а прекрасное чудовище. Восхитительное. Бесподобное».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Летом 1991 года писатель-рассказчик с семьей был в Англии, и российские новости девятнадцатого августа 1991 г. были для него (впрочем, как и для всей страны) неожиданны… невозможны…
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.