Цунами - [18]

— Пожалуйста. Слушайте:

Александр Сергеич Пушкин Был известный либерал: Вместо хлеба ел он сушки, Но других не заставлял.

— Все? — вопросила прелестница, поглаживая нос, когда он остановился.

— Все!

— Ну, во-первых, всего одна строфа. Согласитесь, немного.

— А за какое время? — перебил ее Рад.

— И тем не менее. Во-вторых, вы использовали готовую форму. Пошли путем, который протоптан. Заменили «хулиган» на «либерал» — и все.

— Так я же сказал «таких „Александр Сергеичей“»! Сомнения, что подвергнется критике, у Рада не было, но он все же не ожидал, что реакция будет столь воинственно отрицательной. Словно он своим четырехстишием не просто покусился на что-то святое, а втоптал это святое в грязь.

— И вообще: при чем здесь «либерал» и «сушки»? — прелестница даже передернула плечами.

— Да при том же, при чем «наган» и «кока-кола». А смыслу, пожалуй, что больше: потому и либерал, что сам ел, а других не заставлял.

— Ни к селу ни к городу они, ваши сушки. — Прелестница так и подчеркнула голосом свое нежелание длить эту тему дальше. — Пропустила все из-за вас! — разворачиваясь на стуле в сторону наследника обэриутов, упрекнула она Рада — но уже без резкости и вмиг загораясь прежним счастливым возбуждением.

Наследник обэриутов, пока они обменивались мнением о его стихотворении, успел прочитать еще одно, встреченное с тем же восторгом, и теперь читал новое.

Рад крутанулся на стуле, слез с него, взял свой мартини и бесцельно двинулся по периметру гостиной, уходя от бара. Она была дура дурой, эта прелестница с выставленной наружу, такой соблазнительной грудью и очаровательной круглой задницей. Ее серьезность во взгляде, свидетельствующая о несомненном уме, была какой-то другой, не понятной ему серьезностью, ее ум был умом, совершенно неведомым ему. Она была глупа как пробка.

Его бывший сокурсник, Сергей в прошлой жизни, а ныне, стараниями Полины и ее окружения, Серж, возник возле Рада с улыбкой, напоминающей улыбку леонардодавинчевской Джоконды.

— Не скучаем?

Ну уж извини за этого наследника обэриутов, но я ни при чем, зачем-то Полине он нужен, говорила эта его леонардодавинчевская улыбка. Кстати, нечто напоминающее мужеподобную Мону Лизу, в лице его было.

— Я, знаешь, тоже тут сочинил стихотворение, — сказал Рад. — Послушай.

Он наклонился к уху хозяина дома и прочитал ему свое творение.

Его бывший сокурсник, начавший слушать с вежливым вниманием, когда Рад дочитал, запрыскал смехом и, сдерживаясь, чтоб не расхохотаться в голос, обнял Рада за плечи и ткнулся лбом ему в ключицу.

— Отлично! Отлично! — повторял он, давясь этим беззвучным смехом и катаясь лбом по плечу Рада. — Сам ел сушки, но других не заставлял? Отлично!

— А красавице вон не понравилось, — кивнул Рад на свою недавнюю соседку по барной стойке, когда бывший сокурсник перестал смеяться и оставил его плечи в покое.

— Джени-то? — проговорил, взглядывая в сторону бара, бывший сокурсник.

— Почему Джени? — не понял Рад. Галеристка явно была русская.

— Ну Женька она, Евгения, Женя, — сказал бывший сокурсник. — Значит, Джени. Как у тебя с ней? Я обратил внимание, она к тебе явно неровно дышит.

— Да нет, — сказал Рад, снова делая глоток из своего бокала. — Я уж мартини обойдусь. Ей джеймс бонды нравятся. Лоуренсы аравийские. В крайнем случае, штабс-капитаны рыбниковы. Говорила, есть у нее какой-то знакомый шпион.

— А, это она, наверно, о таком Цеховце говорила. — Хозяин дома взял у Рада из руки его бокал, понюхал и вернул Раду. — Какой моветон. Порядочные люди должны пить джин. Если не в чистом виде, то с соком. С тоником, наконец.

Он манипулировал бокалом, произносил хвалебное слово джину, а Рад пытался вспомнить, откуда ему известна эта фамилия, Цеховец. С кем связана. Редкая все же фамилия. Кого-то он знал с этой фамилией.

Потом в его сознании всплыла квартира на Столешниковом, Beefeater в рюмках, кубинские сигары и лицо с носом, который заканчивался круглым набалдашником — словно у клоуна.

— Это не Дрон его зовут, этого Цеховца? — спросил он. — Андроник Цеховец. Нет?

— Понятия не имею, — отозвался бывший сокурсник. — Я его никогда не видел. Не знаком с ним. Только с его отцом знаком. Не слишком близко, к сожалению. А хорошо было бы близко. Большой человек. Не олигарх, но… но уж, говоря по-американски, тейкун. Весьма даже крупный тейкун. — Он назвал компанию, во главе которой стоял отец этого незнакомого ему Цеховца. — Слышал о такой?

Еще бы Рад не слышал. При наличии в стране газет, радио и телевидения трудно было бы не услышать об этой компании. А наверное, если бы их и не было, слух о ней докатился бы до него в виде молвы.

— У того Цеховца, о котором я говорю, — сказал он, — в советские времена отец был замминистра.

Хозяин дома вспоминающе сощурил глаз.

— Точно! — ткнул он Рада в грудь пальцем. — Был замминистра. — Глаза у него заблестели. Знакомством с сыном тейкуна рейтинг Рада в его глазах резко поднялся. — Ну так это, может быть, решение твоих проблем? У Цеховца-старшего какие силовые структуры, представляешь? Такая крыша — против нее все прочие сявки.

Отказавши Раду в помощи делом, он готов был оказать ее в полной мере советом.