Crudo - [5]

Шрифт
Интервал

Кэти приснился ее бывший любовник, и она решила написать ему по электронной почте. Она старалась звучать непринужденно, желая показать ему, что у нее всё хорошо. В Тоскане жарко, писала она добродушно. Наведайся к нам, когда вернешься. В последний раз она виделась с ним в баре кинотеатра. Она выпила пиво, он выпил кофе. Мне нужно идти, сказал он, у меня чай с королем Испании. Кэти засомневалась, но, придя домой, погуглила и обнаружила, что король Испании правда в городе. Это было несколько недель назад, и в письме она написала всего два предложения, но бывший ответил так, будто она только и делала, что три месяца донимала его. Он сообщил, что не знает ничего об этой области Италии, выразил беспокойство по поводу лесных пожаров и сказал, что увидится с ней осенью. Засим исчезаю, написал он в конце. Без конца исчезать для Кэти – ее карьера, вся ее жизнь, ее искусство, и ее взбесило, что кто-то ее в этом обошел. Я В ДРУГОЙ СТРАНЕ, кричала она своему мужу. Я УЖЕ ИСЧЕЗЛА. Почему он вечно пытается ИСЧЕЗНУТЬ БОЛЬШЕ МЕНЯ. Она очень разозлилась. Почему ты так переживаешь из-за Себастьяна? – резонно спросил муж. Она попыталась объяснить: не то чтобы она скучала, не то чтобы он ей даже нравился, просто она постоянно чувствовала, будто он ее переиграл. Однажды она снимала фильм с мужчиной, с которым она имела / не имела интрижку. Фильм назывался «Синяя пленка». Она была образцом недосягаемости, она не сдалась ни на половину, ни на четверть, ни на восьмую дюйма. Все карты были у нее на руках, она сосала его член, пока он запинался и спотыкался, затем под ее руководством он сносно удовлетворил ее рукой, не так, не так, быстрее, выше, точнее. После он был совсем разбит, а она сидела на диване, хладнокровная и торжествующая, наконец-то, думала она, удачные отношения.

Власть и лед – что у них общего? Может, она таяла по краям, может, она начинала вписываться в категорию, может, ей стоило повзрослеть, может, это и представляла собой взрослая жизнь, ледник, падающий в ванну? Почему тебе всё время надо побеждать, Кэти, какого черта ты решила, будто это гонка? Она ходила в очень эксклюзивную частную школу, от нее всегда попахивало, она была самой умной, не считая двух девочек. Близнецов, представьте себе, густоволосых блондинок. Место было ужасное, отстойное место, она хотела быть лучше всех, тем более что никто ее не любил и даже не разговаривал с ней толком, но близнецы, близнецы, у тех был необычайный талант и природное дарование, и этот многоязычный фасад хороших манер, свойственный только большим деньгам. У Кэти была тоже богатая семья, только в ней деньги удерживались хаотичным образом: бабушка контролировала финансы, а мать Кэти, по сути, бомжевала, обивала пороги универмага «Барнис» и отеля «Плаза», она ходила в такие магазины, где юноши-французы поджимали губы и говорили fi, гадость на первый наряд и ай-ай-ай мадам на второй, как бы он ни выглядел. Но ее мать его покупала, всегда его покупала, стояли восьмидесятые, она покупала его Каждый Чертов Раз. Это Алайя, Кэти, это «Ком де Гарсон», Кэти, у него белый воротник-хомут и рукава «летучая мышь», Кэти, я в нем пойду на обед. Потом Кэти брала его из ее шкафа и надевала в школу, жевала рукава на уроке математики, получала пятерку, но не лучшую пятерку, если помнить, какое ее ждало будущее. Будущее получилось не таким, на какое она рассчитывала тогда, но после тех лет на Таймс-сквер она знала, что могло быть гораздо хуже.

С ее матерью случилось вот что: она порезала себе вены на запястьях, лежа в ванне. С ее матерью случилось вот что: она заселилась в несколько захудалый отель, когда-то шикарный, но всё еще неплохой, дала на чай коридорному, поболтала с ночными дежурными, а потом передознулась в ванной комнате, не заплатив по счету. Кэти два дня, а может – две недели, провела, в истерике обзванивая больницы, пытаясь найти ее, прежде чем остальное семейство удосужилось ей сообщить. Такая была семья, все друг другу чужие, разделенные громадными обитыми диванами абсолютного молчания. Когда спустя несколько лет умерла ее бабушка, от естественных причин, Кэти думала, что ей достанется изрядный куш; на самом деле, многие думали, что ей достался изрядный куш, но как бы не так. Она зарабатывала случайными подработками и книгами и сводила концы с концами, но дни богатства, хоть и сомнительного, и дни, когда всё вертелось вокруг нее, остались в прошлом.

В этот момент к ней наклонился ее муж и спросил, ты слышала, что говорили за завтраком? Спрашивали, где Дэвид. Дэвид в своем номере, ищет паспорт и деньги. Каждый раз, останавливаясь в отеле, он прячет их по разным укромным углам, а потом не может найти. Я положу билеты в конец моего красного блокнота, добавил муж. Хочу, чтобы ты знала. Он всё утро провел у стойки администратора, пытаясь купить им билеты в Рим. В конце концов всё удалось, было сделано несколько звонков на разных языках, он гордо держал в руках распечатку.

Во второй половине стало уже не так хорошо. Они пообедали и ждали под деревом с осами, пока их сумки перенесут из третьего номера в четвертый. Третий номер был в целом непримечательный, обычная квартира, но в четвертом они вновь оказались на вершине роскоши. Их комната была отделана в стиле нью-йоркского лофта, открытого лучам тосканского солнца и под черепичной крышей. В огромную ванную вела стеклянная дверь. Честно говоря, меня это тоже смутило, ответил муж, когда она об этом сказала. Кэти уснула и проснулась от звука, который она приняла за раскат грома, но оказалось, что это снова грохот чемоданов. Она взяла ноутбук и стала пролистывать интернет. И сразу ее разозлили две вещи. Одна – статья о художнике, который ей нравился, написанная критиком, которого она не выносила. Другая – биография одной романистки в американском журнале. Особенно ее вывело из себя сравнение последней книги писательницы с воспоминаниями о Чернобыле. Всё же в ее выдуманных воспоминаниях очень тонко передано, как людям свойственно искать виноватых, писали в статье. Кэти не любила слово «тонко» больше всего на свете. Кэти считала, что ядерная война – тема куда более актуальная, чем нуклеарная семья. Кэти была авангардом, средним-классом-в-бегах, Кэти не любила буржуазию. Жара стояла дьявольская, заняться ей больше нечем, только читать, какие у кого дома оконные рамы. Она легла на спину и уставилась на черепицу. А чем ей, собственно, заниматься?


Еще от автора Оливия Лэнг
Одинокий город. Упражнения в искусстве одиночества

В тридцать с лишним лет переехав в Нью-Йорк по причине романтических отношений, Оливия Лэнг в итоге оказалась одна в огромном чужом городе. Этот наипостыднейший жизненный опыт завораживал ее все сильнее, и она принялась исследовать одинокий город через искусство. Разбирая случаи Эдварда Хоппера, Энди Уорхола, Клауса Номи, Генри Дарджера и Дэвида Войнаровича, прославленная эссеистка и критик изучает упражнения в искусстве одиночества, разбирает его образы и социально-психологическую природу отчуждения.


Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Необоримая жажда иллюзии своего могущества, обретаемая на краткие периоды вера в свою способность заполнить пустоту одиночества и повернуть время вспять, стремление забыть о преследующих тебя неудачах и череде потерь, из которых складывается существование: всё это роднит между собой два пристрастия к созданию воображаемой альтернативы жизни — искусство, в частности литературу, и алкоголизм. Британская писательница Оливия Лэнг попыталась рассмотреть эти пристрастия, эти одинаково властные над теми, кто их приобрел, и одинаково разрушительные для них зависимости друг через друга, показав на нескольких знаменитых примерах — Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Теннесси Уильямс, Джон Берримен, Джон Чивер, Реймонд Карвер, — как переплетаются в творчестве равно необходимые для него иллюзия рая и мучительное осознание его невозможности.


Рекомендуем почитать
Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.


Живущие в подполье

Роман португальского писателя Фернандо Наморы «Живущие в подполье» относится к произведениям, которые прочитывают, что называется, не переводя дыхания. Книга захватывает с первых же строк. Между тем это не многоплановый роман с калейдоскопом острых коллизий и не детективная повесть, построенная на сложной, запутанной интриге. Роман «Живущие в подполье» привлекает большим гражданским звучанием и вполне может быть отнесен к лучшим произведениям неореалистического направления в португальской литературе.


Невидимки за работой

В книге Огилви много смешного. Советский читатель не раз улыбнется. Автор талантливо владеет мастерством юмора. В его манере чувствуется влияние великой школы английского литературного смеха, влияние Диккенса. Огилви не останавливается перед преувеличением, перед карикатурой, гротеском. Но жизненность и правдивость придают силу и убедительность его насмешке. Он пишет с натуры, в хорошем реалистическом стиле. Существовала ли в действительности такая литературная мануфактура, какую описывает Огилви? Может быть, именно такая и не существовала.