Crudo - [25]

Шрифт
Интервал


______________________________________

Была вечеринка. 9 сентября 2017 года, 22:30, окраины карты. Что обсуждали: супертоскану, посиделки с вином, лондонскую жизнь восьмидесятых и девяностых, свадьбы. Кэти не то чтобы нравилась компания. Слишком громкая фоновая музыка, на ней были колготки в сеточку, Патти Смит пела «Because the Night», неожиданно. Кэти не могла есть, но соглашалась на каждый бокал портвейна, поэтому на следующее утро она проснулась в девять утра с чудовищным похмельем и едва могла разлепить глаза. Муж пожаловался на сухость во рту, а затем с удивлением вытащил из него несколько мокрых синих ниток. Кто знал, что с ними было, пока они спали, полуприкрытые, беззащитные? Они ночевали в гостиничном номере такого монументального уродства, что оно заслуживало считаться достижением. Ванная сверкала, зеркала были из прессованного пластика, словно дешевый игрушечный Версаль для детей. Ниже этажом располагался бар «Хижина в лесу», перед которым до глубокой ночи орали какие-то молодые люди. В пять утра весь отель был разбужен собачьим лаем. Что они там делали? Просто дрейфовали, принимали свою судьбу, не говорили «нет», говорили «да».

Еще одной из основных тем разговора была ядерная война. Почему Америка просто не скажет Ким Ыну, Ким мм Ыну, что он теперь большой мальчик, молодец, ему же, очевидно, только это и надо. Чего я не понимаю, так это почему они просто не сотрут его в порошок ядерными боеголовками. Они не в курсе, где их ракеты, сказала Кэти женским голосом, который при данных и многих других обстоятельствах было не расслышать. Я не узнал тебя, сказал мужчина, которого она знала не один десяток лет. Я просто накрасилась, ответила Кэти.

Что было хорошо, так это холмы, глубокие долины, покрытые густыми лесами, плоские мелкие ручейки и пасущиеся вразнобой коровы и овцы. Что было хорошо, так это свежий воздух, который периодически прочесывал дождь, быстро мелькающая зелень. Они то и дело останавливались у церквей, тормозили, увидев антикварный магазин, и копались в коробках замызганного фарфора и побуревших книг позапрошлого века. Прошлое висело тяжелым грузом, они вдыхали его, им нравилось чувствовать плотность времени. Всё либо разваливалось, либо спасалось бегством, последние ласточки срезали воздух над шиферными крышами домов, за дубами неотступно следовали их тени, отчего те смахивали на шахматные фигуры, от ладьи к королю.

Дома, спустя несколько автострад, Кэти взяла книжку, прочла десяток страниц в начале и перелистнула в конец. В приложении был список смертей, они поняли, что я могу читать, и утащили меня в амбар, где выкололи мне глаза, а потом избили. Прилив жестокости накрывал мир, игнорировать это не удавалось. В Майами, Тампе, Нейплсе поднимался уровень воды. Оставаться дома не было возможности, но полиция объявила, что при наличии действующего ордера людей будут арестовывать и в убежищах. Люди как будто развивали вкус к такой жестокости, им казалось, что это круто, им она нравилась. Кэти представлялось, что в скором времени миром будут править силовики, бедные страны сотрет с лица земли изменение климата, а либеральная демократия, в которой она выросла, окажется слишком хрупкой, окажется коротким экспериментом в кровавой истории человечества. Что и неудивительно, она всегда считала ее химерой, зависимой от дешевой еды, пластика, нефти, перелетов. Ее это не ошарашило, но испугало. Ей стало сложно засыпать, у нее постоянно болела голова, она знала, что ей не стоит упиваться новостями, но всё равно украдкой на них посматривала, едва проснувшись. Чем занят Путин, что происходит в Китае, в Северной Корее, в США? Как продвигается катастрофа Брексита, как им удается тайно менять все законы страны, как сильно мы сегодня ненавидим иностранцев, кто побеждает? Теперь Кэти в полном порядке, она защищена, насколько это возможно в нашем мире, и всё равно она впадала в отчаяние. В Палате общин члены Парламента освистали Кэролайн Лукас за то, что та задала вопрос касательно урагана Ирма: когда мы начнем бороться с изменением климата? Они даже кричали «Позор!». Да будет так, будем пятиться в сторону бедствия и блеять по пути.

Кэти всегда составляла карту своих снов. Она наносила на карту дома умерших, она занималась этим уже много лет. Она достала блокнот и записала: Стены были замазаны навозом, я была там единственным человеком. Она описывала комнаты, затопленные дерьмом, описывала разрушенные дома, описывала детей, похороненных под землей. Болота, подворотни, мертвые дороги, мертвые листья, плевки и дерьмо. Нефтяные пожары вдалеке, банк на Тоттенхэм-Корт-Роуд, где ей не давали денег без паспорта, но она не могла найти свой паспорт. Ей снилось, что она умерла в Мексике, снилось, что у нее нет медицинской страховки. Ей снились бессчетные гниющие тела под водой, ей снился пропитанный вонью воздух. Она проснулась, задыхаясь, с болью в животе. Врач сказала, нам нужен образец стула, и дала ей пластиковый пакетик. Там были телефоны. В том сне, где она умерла, она была как ребенок, называла себя Джейни. Ей хотелось, чтобы ее покормили из бутылочки, она попка, она младенец, она на краю пустоты и говорит не в нее и не из нее. Тут нет ничего, кроме дождя. Она целый день смотрит на пальто. Она хочет найти такой язык, в котором ей не придется так часто меняться в зависимости от ожиданий. Во сне она проходит сквозь комнаты без дверей, лестница ведет в океан, здесь Марк, ей нужно позвонить, но магазин сменил номер. Чувство усилия, но отсутствие цели. В том сне, где она умирает, она сильно накачана наркотиками. Она целый день не встает с кровати. Время потрачено зря, но о каком времени этого не скажешь.


Еще от автора Оливия Лэнг
Одинокий город. Упражнения в искусстве одиночества

В тридцать с лишним лет переехав в Нью-Йорк по причине романтических отношений, Оливия Лэнг в итоге оказалась одна в огромном чужом городе. Этот наипостыднейший жизненный опыт завораживал ее все сильнее, и она принялась исследовать одинокий город через искусство. Разбирая случаи Эдварда Хоппера, Энди Уорхола, Клауса Номи, Генри Дарджера и Дэвида Войнаровича, прославленная эссеистка и критик изучает упражнения в искусстве одиночества, разбирает его образы и социально-психологическую природу отчуждения.


Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Необоримая жажда иллюзии своего могущества, обретаемая на краткие периоды вера в свою способность заполнить пустоту одиночества и повернуть время вспять, стремление забыть о преследующих тебя неудачах и череде потерь, из которых складывается существование: всё это роднит между собой два пристрастия к созданию воображаемой альтернативы жизни — искусство, в частности литературу, и алкоголизм. Британская писательница Оливия Лэнг попыталась рассмотреть эти пристрастия, эти одинаково властные над теми, кто их приобрел, и одинаково разрушительные для них зависимости друг через друга, показав на нескольких знаменитых примерах — Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Теннесси Уильямс, Джон Берримен, Джон Чивер, Реймонд Карвер, — как переплетаются в творчестве равно необходимые для него иллюзия рая и мучительное осознание его невозможности.


Рекомендуем почитать
Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.


Клуб для джентльменов

«Клуб для джентльменов». Элитный стриптиз-клуб. «Театр жизни», в котором снова и снова разыгрываются трагикомические спектакли. Немолодой неудачник, некогда бывший членом популярной попсовой группы, пытается сделать журналистскую карьеру… Белокурая «королева клуба» норовит выбиться в супермодели и таскается по весьма экстравагантным кастингам… А помешанный на современном театре психопат страдает от любви-ненависти к скучающей супруге владельца клуба… Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. А может, весь мир — балаган, и люди в нем — марионетки? Но кто же тогда кукловод?



Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.