Цивилизация Мадонны - [7]

1. имеет ли на самом деле место конфликт Гиперборея — Крит и

2. если да, чью сторону стоило бы принять в этом конфликте.

Безапелляционный и бездоказательный тезис «Гиперборея превыше всего» обсуждению не подлежит. Он основан на глубоком, но ложном убеждении в превосходстве мужского начала над женским и в не менее ложном отождествлении первого начала — с «нордическим», а второго — с южным, отождествлении, которое восходит к Бахофену и Эволе.

В действительности мы наблюдаем одну и ту же картину и на севере, и на юге: и у германцев женщина была в почете, и на Крите поклонялись женскому божеству и культовые обряды выполняли женщины-жрицы. Так что если в теории «в начале был Бахофен», то откуда на самом деле пришло «зло» к грекам, если не с севера и не с юга? «Зло» в данном случае употребляется не в эволианском смысле как тлетворное, южное матриархальное влияние, а в совершенно противоположном: какие силы разрушили в Греции цивилизацию Великой Богини? Если это и были мифические гипербореи, то отнюдь не нордические, потому что самыми что ни на есть нордическими все расисты считают дорийцев, а именно у дорийцев женщины занимали гораздо более почетное положение, чем у остальных греков. Брачные отношения у них во многом были еще более архаичны, чем даже те, которые описаны Гомером.

Эгеида была для Эволы средоточием всяческой скверны. Его шокировало, что в критской культуре слово «страна отцов…отечество» (патрис) заменялось словом «страна матерей» (метрис). В этой культуре, основой которой являются еще более древние южные культы, Боги смертны. У Зевса нет отца, а есть только «мать сыра земля». Таким образом, в начале была Женщина (а не Бахофен к великому сожалению Эволы), а бог Зевс — нечто сотворенное, смертное — на Крите даже показывают его могилу. Бессмертна зато неизменная женская почва, питающая все живое. После того, как у Гесиода тьма Хаоса осветилась, появилась черная Гея, женское начало. Без мужа она рождает горы и моря, а потом своего собственного супруга. Все божественное потомство, происходящее от Геи, которое Эвола призывает не путать с «чистой олимпийской линией», проявляет себя в мире, подверженном движению, изменениям и становлению.

Олимпийское представление о божественном у эллинов это представление о символическом мире бессмертных, светлых существ, отдаленных от низшей сферы земных вещей. Это представление о священном ассоциируется с сияющим небом и покрытыми снегом вершинами. Наоборот, представления о Хаосе как о первоначале, основе всего сотворенного, включая свет; о Земле, как о всеобщей Матери, которая существовала до своего божественного супруга и, наконец, о случайности хаотического становления, не щадящего и богов, в действительности не эллинские, это темы, которые в синкретизме Гесиода выдают свою пеласгическую основу.

У Гесиода мы встречаем идею непорочного зачатия в еще более грандиозной форме, чем в христианстве, потому что у него речь идет о «непорочном зачатии» не только Бога, но и всего мироздания, однако Эвола, если ему кто-нибудь не нравится, не знает худшего ругательства, как обозвать человека «пеласгом». Он ссылается на то, что греческие историки часто враждебно говорят о пеласгах, и видит победу эллинского начала над пеласгическим в падении царства Миноса, которое «стояло на пеласгической земле, где Зевс считался хтоническим и даже смертным демоном; где черная Мать-Земля была высшим и самым могущественным божеством; где господствовали, главным образом, связанные с женским началом, а может быть, и с упадком Египта культы Геры, Гестии, Фемиды, харит и нереид и где…на ритуалы и обычаи наложила свой отпечаток гинекократия».

Геродот, действительно, сообщает, что «имена почти всех божеств заимствованы из Египта, кроме Посейдона, Диоскуров, Геры, Гестии, Фемиды, харит и нереид. Те же божества, имен которых египтяне не знают, названы, как мне кажется, пеласгами, кроме Посейдона». (II. 50)

Правда, Геродот тут же противоречит сам себе. По его словам, «пеласги не называли богов по именам и не знали имен. Пеласги узнали имена богов из Египта» (II.52). Но как, спрашивается, пеласги могли узнать эти имена из Египта, если Геродот только что утверждал, что имена вышеперечисленных божеств египтяне как раз не знали, и эти имена — пеласгического происхождения?

И это не единственное противоречие у Геродота. Эвола цитирует кн. I, 57, где Геродот называет язык пеласгов «варварским» и отмечает, что язык пеласгов, которые живут в г. Крестона на Халкидике, «не похож ни на один из языков соседних народов», однако Геродот тут же как ни в чем не бывало добавляет: «Эллины отделились от пеласгического племени» (I, 58). В частности, «афиняне, пока нынешнюю Элладу населяли пеласги, были пеласгами и именовались кранеями» (VIII, 44). «Население Аттики, бывшее пеласгическим, с приходом эллинов изменило и язык свой» (I,57). В итоге остается непонятным, что же на самом деле произошло: то ли эллины отделились от пеласгов, то ли слились с ними и ассимилировали их?

Если бы пеласгическое влияние было таким негативным, как учит Эвола, то пережитки матриархата были бы сильней всего именно в Афинах. Однако в действительности все обстояло «с точностью до наоборот»: в Афинах-то женщины как раз и находились в самом приниженном положении.