Цивилизации. Образы людей и богов в искусстве от Древнего мира до наших дней - [3]
Но сначала давайте переместимся из мексиканских джунглей на другой конец света и почти на тысячу лет вперед, чтобы увидеть римского императора, осматривающего достопримечательности Древнего Египта.
Поющая статуя
В ноябре 130 г. император Адриан и его свита прибыли в египетский город Фивы, ныне Луксор, расположенный примерно в 800 км от Средиземноморского побережья. К тому времени двор императора — не только он сам и его жена Сабина, но и целый кортеж челяди, рабов, советников, наперсников, слуг, охранников и прочих многочисленных сопровождающих — находился в пути (в том числе и по воде) уже не один месяц. Самый увлеченный и восторженный путешественник из всех римских правителей, Адриан, кажется, успел побывать всюду. Любознательный турист, набожный паломник и умный правитель, он желал знать, что происходит в его империи. Однако сейчас обстановка при дворе была несколько напряженной: всего пару недель назад Адриан потерял величайшую любовь своей жизни — нет, не Сабину, а молодого человека по имени Антиной, также состоявшего в его свите. Тот при таинственных обстоятельствах утонул в водах Нила. Версии произошедшего выдвигались разные: убийство, самоубийство и даже человеческое жертвоприношение.
>4. Этот мраморный рельеф Антиноя с гирляндой в руках был обнаружен на вилле Адриана в Тиволи, под Римом, в 1753 г., и место находки указывает на то, что молодой человек был увековечен по приказу императора. Однако некоторые археологи сочли, что мягкий эротизм этого произведения слишком хорош, чтобы быть правдой, и, соответственно, перед нами подделка или по крайней мере результат весьма творческой реставрации.
Но даже личная драма — или чувство вины — не заставили императора отказаться от намерения посетить самый знаменитый на тот момент объект египетского культурного наследия и один из популярнейших туристических аттракционов Древнего мира. Речь идет о двух гигантских, высотой 20 метров, скульптурных изображениях фараона Аменхотепа III, изваянных в XIV в. до н. э., чтобы стоять на страже его гробницы. Ко временам Адриана, по прошествии почти полутора тысяч лет, история этих колоссов была во многом забыта, и по крайней мере одна из статуй считалась изображением мифического египетского царя Мемнона, сына богини Зари, который сражался на стороне троянцев в войне с греками и был убит Ахиллом. Именно эта статуя привлекала римских туристов — не столько своими размерами, сколько в силу более удивительного факта: она могла петь. Придя к ней на рассвете, можно было, если повезет, услышать, как Мемнон приветствует свою мать: колосс издавал звук, который один древний путешественник приземленно сравнил со звуками, издаваемыми лирой с порванной струной.
Откуда брался этот звук — загадка. Один или два скептически настроенных римлянина предположили, что за статуей прятались мальчишки именно с такой лирой. В наши дни принята вполне научная теория: после того как землетрясение повредило каменную фигуру, она, нагреваясь и высыхая на утреннем солнце, издавала свистящий звук в местах разломов. Во всяком случае после проведенной римлянами реставрации петь статуя перестала. Но даже в расцвете ее славы звуки раздавались не каждый день, поэтому, когда такое случалось, это считалось очень хорошим предзнаменованием. В первое посещение императорской свиты Мемнон хранил молчание — настоящая катастрофа в глазах общественного мнения и явное опровержение версии о «прячущихся мальчишках», которые наверняка были бы вполне сговорчивы.
>5. Справа: колосс Мемнона, поющая статуя.
Мы знаем о неудаче, постигшей императора в то первое утро, поскольку это событие описала в стихах одна из его спутниц, влиятельная придворная дама по имени Юлия Балбилла — аристократка, происходившая из ближневосточного царского рода, сестра Филопаппа, чей надгробный памятник на холме Филопаппа до сих пор остается одной из достопримечательностей Афин. Ее вирши, больше 50 строк, написанных по-гречески, в четырех стихах, были выбиты на левой ноге колосса, где их и сейчас можно увидеть и прочитать вместе с сотней других посвящений Мемнону и его могуществу, сочиненных древними путешественниками. Но не стоит воображать, как Балбилла или кто-то другой из знатных посетителей карабкается на статую с резцом в руке, чтобы сделать надпись. Вероятно, они передавали свои тексты, написанные на папирусе, какому-то местному умельцу или чиновнику, чтобы тот, разумеется, за вознаграждение, нашел на ноге колосса свободное место, которого к началу II в. оставалось немного, и выбил надпись от имени заказчика.
Поэзия Балбиллы не отличалась литературными достоинствами («некоторые [стихи] отвратительны», по жесткому суждению одного современного критика); но это удивительная, почти дневниковая запись, рассказывающая о ее впечатлениях от посещения статуи Мемнона. Балбилле удалось придумать льстивое оправдание первоначального молчания колосса. В стихотворении, озаглавленном «Когда в первый день мы не услышали Мемнона», она (со свойственной ей нескладностью) пишет:

Насколько глубоко в западную культуру встроены механизмы, лишающие женщин права голоса в публичной сфере, отказывающие им в серьезном отношении и отсекающие их от возможности находиться во власти? Окидывая взглядом долгую историю западной традиции исключения женщин из общественной и политической жизни – от Античности и до наших дней, – известный историк, профессор Кембриджского университета Мэри Бирд задается рядом вопросов: какова культурная подоплека сексизма в политике, какие формы он принимает? Как западные общества привыкли смотреть на женщин, обладающих властью или стремящихся к ней? Поиск ответов на эти вопросы призван помочь преодолеть, наконец, многовековое неравенство, от которого продолжают страдать женщины во всем мире.

Колизей — наиболее известное и одно из самых грандиозных сооружений Древнего мира, сохранившихся до нашего времени. Колизей настолько вошел в историю, что с 1928 по 2000 год фрагмент его колоннады изображали на медалях, которыми награждались победители Олимпийских игр, тем самым он служил символом классицизма и напоминанием об Играх, проводившихся в древности. Это грандиозное сооружение олицетворяет собой имперское величие и могущество Древнего Рима. Его мгновенно узнаваемый силуэт с течением времени стал эмблемой Вечного города, подобно Эйфелевой башне для Парижа или Кремлю для Москвы.

Мы встречаемся с образами и историей Древнего Рима в науке, литературе, искусстве. Но насколько близки к реальности наши представления об эпохе, на которую опирается вся западная цивилизация? Ведущий мировой специалист по древней истории Мэри Бирд в своей книге «SPQR: История Древнего Рима» объясняет, почему нам так важна римская история, каким образом маленький, ничем не примечательный городок Центральной Италии превратился в империю трех континентов.Название «SPQR» – аббревиатура латинского выражения senatus populus que romanus, означающего «сенат и народ Рима».

Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.

Книга «Чертополох и терн» – результат многолетнего исследовательского труда, панорама социальной и политической истории Европы с XIV по XXI вв. через призму истории живописи. Холст, фреска, картина – это образ общества. Анализируя произведение искусства, можно понять динамику европейской истории – постоянный выбор между республикой и империей, между верой и идеологией. Первая часть книги – «Возрождение веры» – охватывает период с XIV в. до Контрреформации. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.

По убеждению японцев, леса и поля, горы и реки и даже людские поселения Страны восходящего солнца не свободны от присутствия таинственного племени ёкай. Кто они? Что представляет собой одноногий зонтик, выскочивший из темноты, сверкая единственным глазом? А сверхъестественная красавица, имеющая зубастый рот на… затылке? Всё это – ёкай. Они невероятно разнообразны. Это потусторонние существа, однако вполне материальны. Некоторые смертельно опасны для человека, некоторые вполне дружелюбны, а большинство нейтральны, хотя любят поиграть с людьми, да так, что тем бывает отнюдь не весело.

Данное интересное обсуждение развивается экстатически. Начав с проблемы кризиса славистики, дискуссия плавно спланировала на обсуждение академического дискурса в гуманитарном знании, затем перебросилась к сюжету о Судьбах России и окончилась темой почтения к предкам (этакий неожиданный китайский конец, видимо, — провидческое будущее русского вопроса). Кажется, что связанность замещена пафосом, особенно явным в репликах А. Иванова. Однако, в развитии обсуждения есть своя собственная экстатическая когерентность, которую интересно выявить.

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .