Цивилизации - [171]
Морскую историю Гуджарата на исходе Средневековья можно изложить в рассказах о султанах, которые называли себя «Повелителями моря» — такой титул свидетельствует о стремлении к господству на море, характерном и для морских государств Европы этого периода[903]; или в рассказах о пиратах, которых видел Марко Поло: эти пираты плавали на кораблях в двадцать и тридцать парусов и «заполняли сотни миль моря, так что ни один купеческий корабль не мог миновать их… ограбив купца, они говорили: «Иди и заработай побольше; может, и это тоже станет нашим»[904]; или ту же историю можно проследить по жизни моряков, подобных тому, кого португальские источники называют «Молемо Канаква» — что просто означает «мусульманский навигатор»: он показал Васко да Гама морской путь по Индийскому океану от Малинди до Калькутты; явных подтверждений легенде о том, что в этом лично повинен Ибн-Маджид, величайший авторитет своего времени в мореплавании[905], нет. Но ради экономии времени и места, мы можем судить о морском облике Гуджарата по истории основателя знаменитого порта Диу.
Малик Айаз появился в Гуджарате в 1480-е годы как раб в свите русского знатного путешественника; хозяин ценил его за смелость и искусство стрельбы из лука и подарил султану. Освобожденный за храбрость в бою или по другой версии — за убийство сокола, осквернившего голову султана своими испражнениями, — он был назначен начальником местности, в которой находилась старинная гавань, едва только вновь начавшая благодаря покровительству предшественника Малика выступать из выросших вокруг за столетия джунглей. Ко времени появления в Индийском океане португальцев Малик превратил Диу в укрепленный торговый центр и убедил купцов Красного моря, Персидского залива, Малакки, Катая и Аравии заходить в его порт на пути в северную Индию. Стиль его жизни отражает выгодность торговли. Навещая султана, он брал с собой девятьсот лошадей. Он нанимал тысячу переносчиков воды и угощал своих гостей блюдами индийской, персидской и турецкой кухни на фарфоровых тарелках.
Помимо предпринимательских талантов он демонстрировал и большой дипломатический дар. Когда португальцы в 1509 году уничтожили гуджаратский флот, Малик заключил с победителями договор на самых выгодных условиях, каких смог добиться: его гавань открыта для них, а его собственные клиенты уйдут из торговли перцем, которой собирались заняться португальцы. Но он отказал португальцам в праве построить крепость на его земле и не покорился желанию султана отдать португальцам всю территорию: пришельцы казались султану менее опасными и более сговорчивыми, чем богатые и могущественные подданные вроде Малика. Позже, когда в 1534 году Диу стал португальской крепостью, годы правления Малика вспоминались как золотой век сопротивления христианству; на самом деле ничего подобного не было — перед нами просто типичная история хорошо продуманного равновесия, при котором местные интересы поглощены пришельцами, но власть им не отдана.
Как конкурентов в торговле и империалистов португальцев сменили голландцы и англичане, но морская жизнь Гуджарата продолжалась буквально без изменений. Возможности обогащения купцов увеличивались, мореплавание развивалось. Вирджи Вора, король гуджаратской торговли, который господствовал на всех региональных рынках с первого по последнее десятилетие XVII века, сумел натравить голландцев и англичан друг на друга, к собственной выгоде и ослаблению соперников. В различные периоды он устанавливал монопольные цены на рынках перца, гвоздики, меди, кораллов и ртути, действуя одновременно как главный банкир и поставщик кредитов для европейцев, и был — по словам раздосадованного английского купца в 1643 году — «главным продавцом и монополистом всех европейских товаров»[906]. Это был выдающийся, но не единственный пример жизнеспособности местного капитализма в эпоху проникновения европейцев (см. ниже, с. 609).
Гуджарат был частью периферийного побережья Индии, которое всегда отличалось от самой Индии — районов Ганга и Декана, где были сосредоточены доминирующие государства и цивилизации (см. выше, с. 306, 336). Береговая линия Китая по сравнению с обширным пространством страны, уходящим в глубину Азии, казалась еще меньше. Китай в глазах всего мира — страна, обращенная в глубь самой себя. Однако есть район Китая, где море оказывало постоянное и решающее воздействие на формирование культуры; те же самые районы обеспечивали большую часть заморской торговли Китая и обеспечивали приток колонистов, ставших сегодня «заморскими китайцами»; вероятно, китайцы — народ самой многочисленной и всепроникающей морской колонизации в мире. Можно сказать, что провинция Фучжоу внутри китайской общей культуры обладала собственной вполне уникальной морской цивилизацией.
