Цитадель души моей - [41]

- Трупы, - сказал, пожав плечами, милит, - один мужской, один женский. Да зайдите, сами увидите.

Я посмотрел на говорящего. Видимо, было в моём взгляде что-то необычное, потому что, поймав его, милит съежился, отвёл глаза и сбивчиво зачастил:

- Соседи слышали крики из этого дома... сначала такие... ну, - шмыгнул и криво усмехнулся, - хорошие... а потом - плохие. Ну, так говорили. Мы-то по соседней улице шли... патрулем... нам соседи и сказали, что. Мы и заглянули... там дверь открыта была... и увидели... да вы лучше сами взгляните!

Я молча отвернулся и зашагал к дому. Острое чувство опасности бархатными иголками пробежало по моей спине, изгоняя хмельной кураж. Дом - пусть не мой собственный, пусть съемный, но давно уже ставший родным и безопасным - смотрел на меня мертвыми глазницами окон, и я отчетливо чуял затаившуюся за ними смерть.

- Весь дом осмотрели? - тихо спросил я, не отводя взгляда от черных прямоугольных провалов.

- Весь... наверное. Мож какой закуток и проглядели...

Я молча поднялся на крыльцо, распахнул прикрытую дверь, и, вынув меч, скользнул внутрь. В ноздри тут же ударил запах - несильный, нет. Кто другой его может и вовсе бы не заметил. Но у меня от него волоски по всей коже поднялись дыбом. Если секунду назад какой-то частью я еще не верил, то теперь все сомнения можно было отбросить. Это бестия. Люди так не пахнут. Вторая новость - я не знаю, что это за бестия. Совсем не знаю. Ничего общего с известными мне. Запах кислый, тяжелый. И очень похожий на человеческий. Порой, когда мы пытаемся пройти по лесу незамеченными - и считаем, что у нас есть такие шансы - мы натираемся бобровой струей или каким-нибудь другим, сильно пахнущим, но непривлекательным для бестий, мускусом. Помогает редко, но иногда всё же помогает - когда бестии не подходят к нам или нашим следам близко. Наверное, бобры, принюхавшись к таким следам, чувствуют примерно то же, что я сейчас. А может, и вовсе не то, у бобров же не спросишь.

Несмотря на запах, ощущение опасности ослабло - похоже, бестия всё же ушла из дома. По крайней мере, в гостиной никого не было - это я чувствовал абсолютно определенно, даже несмотря на укутывавший углы полумрак. Никого живого, по крайней мере. Я, стараясь не наступать в еще не высохшие до конца пятна крови, шагнул вперед и присел над телом Клюва. Обнаженным, вытянувшимся ничком во всю длину и как будто еще продолжавшим тянуться куда-то. Круглые неровные пятна причудливым рисунком покрывали белеющую в темноте кожу.

- Посветите, - не оборачиваясь, сказал я замершим у входа милитам.

Круги огня от факелов накрыли труп и замерцали. Я обернулся. Один из милитов - что помоложе, смотрел в сторону и приглушённо икал.

- Единого ради, - раздражённо сказал я, - соберешься блевать, сделай это на улице. Тут уже достаточно грязно.

И продолжил осмотр. Поначалу мне показалось, что я поймал истину за хвост: никакая это не бестия, это человек! Сумасшедший, конечно. Свихнувшийся на почве зверопоклонничества - увы, бывает это не так уж редко. Догадка объясняла как запах, так и круглые, непохожие ни на чьи иные, следы челюстей на мертвенно-бледной коже. Но... нет. Пусть даже это очень сильный и быстрый сумасшедший - такой, что может голыми руками одолеть опытного егеря. Но и самый свихнувшийся человек не сможет настолько широко открыть рот - оставить подобные отпечатки можно лишь раскрыв челюсти так, чтобы все зубы оказались в одной плоскости. И еще: никакой человек не сможет выкусить из тела большой кусок мяса вместе с попавшимися под зубы ребрами. Я осторожно ощупал, уже начавшие подсыхать, края раны в левом боку. Три ребра. Изломы ровные, почти без осколков - значит, зубы острые и действовал ими их хозяин быстро и с недюжинной силой. Я осторожно перевернул труп. Из-за спины послышалось сдавленное хрюканье, потом удаляющийся топот и, приглушенные расстоянием, захлебывающиеся звуки. Стало темнее, но и света одного факела хватало, чтобы понять, что голодной тварь явно не осталась.

Из всех бестий до внутренностей очень охочи только урсы, но этот ночной гость даже не притронулся к мужским органам, до которых те же урсы, например, большие любители. Зато грудную клетку он разгрыз всю и практически вылизал изнутри. А еще проломил лоб, (похоже, просто прокусив) и мозг выел. Подчистую вылизал, или нет, не знаю. Хоть я ко всяким, неприятным обывателю, зрелищам и привычен, но заглянуть в овальную дыру над провалившимся левым глазом даже у меня не возникло ни малейшего желания.

- Кто ж это сотворил, а, господин егерь? - подал голос молчавший доселе милит.

- Не знаю, - хмуро ответил я, изучая следы зубов, - не знаю. Что-то новое, никогда раньше такого не видел.

Милит промолчал, но промолчал очень скептически - даже не оборачиваясь, я отлично чувствовал его снисходительную усмешку - дескать, тоже мне, егерь - мало того, что бестию прямо под боком проглядел, так еще и определить не может. Люди егерей любят, да. Но то обычные люди. Легионеры и милиция относятся к нам попрохладнее - им кажется, что мы забираем себе слишком большую долю воинской славы и женского внимания. Ну и ладно.