Цирк мертвецов - [75]

— Чего она уставилась? — спросил Томми, внезапно напрягшись под диким взглядом девушки — Эй, ты, отвернись.

Ещё несколько секунд девушка смотрела на них, потом резко отвернулась и уселась глубже в кресло, по её щекам поползли невидимые в темноте слезы. Тут она так громко разрыдалась, что служащий попросил её выйти из зала. Проходя мимо ряда Элис, она остановилась и с сумасшедшей улыбкой сказала:

— Знаешь, Элис. Сейчас ты счастлива, но однажды ты поймешь, что значит боль!

— Фильм назывался «Погоня»[140], Марлон Брандо играл главную роль. Он был шерифом, — сказала Другая Элис, улыбнулась про себя и посмотрела по сторонам. Напротив неё в кабинке, обитой плюшевой тканью, около окна сидела Элис Ларсон. Слегка наклоняясь вперёд, она пыталась казаться спокойной, но сердце её бешено билось. — Роберт Рэдфорд играл сбежавшего осуждённого. Его женой была Джейн Фонда, ещё она была любовницей другого парня, нефтепромышленника.

— Я не помню фильма, — ответила Элис.

— Конечно, не помнишь, ты была слишком занята жизнью, — ответила Другая Элис, по-прежнему не глядя ей в глаза. — Смотри, он похож на Марти Ньюмена. Наверное, это не он, но похож. Он гулял с Сью Харрис, да?

— Не знаю, — не оглядываясь, ответила Элис Ларсон. — Мы с тобой учились в разных школах. Забыла?

Другая Элис стряхнула пепел с сигареты.

— Ну да, только все знали, кто ты такая, — ответила она. — Ты пользовалась популярностью.

— Никогда не знала, что пользовалась популярностью, — сказала Элис. — Хотя иногда…

— Ты сохранила мои письма? — прервала её Другая Элис, повисла пауза, она в первый раз посмотрела в глаза Элис, и Элис прочитала в этом взгляде дикое желание услышать ответ.

— Да, я сохранила их. И написала бы тебе, если бы ты оставила обратный адрес.

— Что-то я не очень тебе верю.

— Хотя иногда догадывалась, — закончила фразу Элис Ларсон. Другая Элис затушила сигарету и посмотрела в окно. Мимо прошли две девочки-подростка в специально помятых джинсах, на их упрямых лицах играли слабые улыбки. За ними прошла пара полных самодовольных людей лет под сорок, на них были надеты армейские рубашки, на рукавах которых были нашиты капральские знаки отличия.

— Чего ты хочешь, Элис? Зачем ты попросила меня прийти сюда?

— Я хотела посмотреть на тебя. Я хотела, чтобы ты посмотрела на меня.

Элис Ларсон слегка откинулась назад. Она хотела сказать Другой Элис, что та стала симпатичнее, что она отлично выглядит, что в её манерах появилась какое-то благородство, которого не было в пятнадцать. Но слова застряли в горле у Элис Ларсон, и они сидели молча, глядя друг на друга, пока в конце концов Другая Элис не спросила с беспокойством:

— Ты боишься меня, Элис?

Элис медленно покачала головой:

— А должна?

— Нет. Это я должна бояться тебя.

— Почему?

— Потому что у тебя есть мои письма, потому что я выдала тебе свои секреты.

— Может быть. Но ведь ты не рассказала ничего, что…

— Что? — Другая Элис наклонилась вперёд и откинула прядь волос с лица. — Договаривай.

— В твоих письмах нет ничего криминального. Ты никогда не рассказывала о том, что сделала что-нибудь плохое.

— Но ты ведь думаешь, что сделала? Так ведь?

— Хочешь, я отдам их тебе обратно? — сказала Элис, не обратив внимания на вопрос.

— Я совершала плохие поступки. Я признаю это. Но я не плохой человек, — сказала Другая Элис и тронула Элис Ларсон за руку, слегка потянув её к себе, их лица разделяли лишь несколько дюймов. — Какую самую плохую вещь в жизни ты сделала?

Элис Ларсон почувствовала, как сердце её подпрыгнуло, она страшно испугалась и пристально посмотрела в круглое и гладкое лицо Другой Элис, пытаясь понять, что же скрывалось в её широко открытых глазах. В эти минуты Элис не слышала голосов людей, болтающих вокруг неё, не замечала изумрудного жука, бьющегося в окно рядом с её ухом. Элис наморщила лоб и заговорила, она говорила медленно, словно была под кайфом. Она рассказывала о своём детстве, о счастливых днях до болезни матери, о шашлыках на заднем дворе в честь её дня рождения, о походах в зоопарк и на ярмарки, а особенно о летних воскресеньях на озере Бэллард, когда сияло солнце, а они запускали змеев и кормили уток. С комом в горле она рассказывала, как ей нравилось прикосновение рук отца, то, как он трогал её волосы или массировал плечи, и близость, которая случалась сама собой и приносила глубокое удовлетворение и никогда не происходила в темноте.

— Когда мне было семь лет, — сказала она, — я попросила отца показать мне пенис. Он засмеялся и взял меня с собой в ванную комнату, чтобы я посмотрела, как он писал. Когда он закончил, я сказала, что хочу потрогать его, и он разрешил мне.

— Он возбудился?

— Да.

— А потом?

— Ничего. Он просто казался потрясённым.

Элис Ларсон рассказала и о маме, о её дневнике и о любовниках, о которых та писала в нём: Тед работал в межштатной тюрьме, Джек — кассиром в «Монтгомери Ярд», Билл был дальнобойщиком, который оскорблял её и фотографировал обнажённой. Все трое были женаты. А секс с ними, как она выражалась, был «чертовски неинтересным».

— Но твой отец так никогда об этом и не узнал.

— Нет.

— Как ты думаешь, сколько мужчин у неё было?