Цирк чудес - [26]

– Самая новая – самая красивая! – кричит какой-то мальчишка.

Нелл не шевелится. Ее переносят на этот кусок стекла, делают визитную карточку, которую люди могут купить. Что скажет ее брат, если она пришлет ему такую карточку? А Ленни? Будет ли он восхищаться ею или посмеется над ней?

– Девять, десять, – говорит Тоби и вынимает стеклянную пластину. Потом он отстегивает ее крылья. Она чувствует его затрудненное дыхание и запах сигарного дыма. Он опускает металл на землю и накрывает одеялом.

– Потом я принесу это Джасперу, – говорит он.

Он начинает подниматься по крыльцу фургона, но она хочет, чтобы он остался, задержался подольше.

– Можно мне посмотреть? – спрашивает она.

Он машет стеклом.

– Сейчас еще ничего…

– Можно посмотреть, как ты это делаешь?

Он дергает ртом.

– Не знаю, – говорит он и смотрит вдаль. – Только если побыстрее, – добавляет он, и она дивится: от кого он хочет это скрыть?

Когда он закрывает дверь у нее за спиной, Нелл понимает, что здесь нет окон и все щели наглухо заделаны. Внутри тесно, тепло и темно. Пахнет пилюлями лекарей-шарлатанов, густой и незнакомой горечью. Она спотыкается обо что-то мягкое, звенит склянка.

– Осторожно! – говорит он. Она слышит его прерывистое дыхание. Он проталкивается мимо нее и снова извиняется.

Постепенно появляются серые формы. Верстак. Какие-то горшки. Бутылки с пробками, крошечные снимки, свисающие с веревки. Масса химикалий. Матрас, сдвинутый в сторону. Должно быть, он спит на полу.

Он рассказывает ей, как протирать стекло яичным белком, и она шепотом повторяет новые слова. Коллоидный способ, нитрат серебра. Потом он берет пузырек и омывает стекло прозрачной жидкостью.

– Что это? – спрашивает она, перебирая флаконы. – А это?

– Почему ты говоришь шепотом?

– А ты?

Темнота кажется такой же необъятной и запретной, как в церкви на Сретение. Она видит книги на полке и щурится, пытаясь прочитать буквы на корешках. Она не знает эти названия, но потом… «Волшебные сказки и другие истории». Она вынимает книгу с ноющей болью в животе.

– Мы с братом читали ее, – объясняет она.

Потом она ставит книгу на место и листает альбом с визитными карточками. Джаспер, упершись руками в бедра, стоит на размытом слоне. Карлик рядом с великаном. Однорукая женщина. Снимки кажутся очень личными; люди позируют перед камерой, но без напряжения. Их взгляды вонзаются в объектив.

– Тебя нет на снимках.

– С какой стати? Во мне нет ничего интересного.

Нелл могла бы возразить, но, очевидно, в этом странном мире существуют свои правила. Она смотрит на воротник его простой кожаной безрукавки, потом на свой шелковый дублет.

Он раскрывает альбом на последних страницах.

– Сюда я вклеиваю мои афиши. Посмотри, как красиво!

«Величайшая живая диковина! Женщина-медведица, каких до сих пор не бывало!» Он переворачивает страницу. Она видит, как он замечает свое отражение в зеркале и досадливо морщится.

«Необыкновенно, – читает она. – Чудесно и невиданно».

Уголки его рта опускаются вниз. Он поворачивается к своим химикалиям и глухо говорит:

– Смотри, вот ты проявляешься на фотографии.

У него дрожат руки, как будто он нервничает из-за нее. Она с трудом подавляет моментальное желание обнять и утешить его. Вместо этого она наблюдает за листом фотобумаги, плавающим в кювете.

Призрачные тени. Сегодня вечером Нелли появится на сцене…

Он вынимает фотографию из маленькой кюветы и держит ее большим и указательным пальцами. С нее капает вода. Он передает фотоснимок Нелл, зажигает спичку, и она моргает от внезапного света.

Сначала изображение проявляется по краям, проступает из ничего. Треугольники крыльев, обнаженные ступни, густые волосы. Темные отметины родимых пятен. У Нелл перехватывает дыхание. Гибкие руки и ноги, носки слегка согнуты внутрь. Подбородок поднят, глаза расширены, уголки рта опущены. Из-за родимого пятна на щеке кажется, будто лицо наполовину в тени.

Она не верит своим глазам. Эта девушка – не она, а какое-то наваждение. Она годами избегала своего отражения в лужах и стеклянных окнах, пребывая в убеждении, что увидит там нечто безобразное. Односельчане рассматривали ее отметины как проблему, которую нужно решить, нездоровое отклонение от нормы или даже дурное знамение. Та девушка, Нелли-цветочница, старалась быть маленькой и незаметной. Она никогда не стояла бы так гордо, не смогла бы выглядеть такой, какой хотела стать.

Тоби закрепляет прищепкой ее фотографию на бельевой веревке между изображением горбатой женщины и заклинателя змей. Сколько Нелл себя помнит, у нее не было почти никаких шансов изменить свою жизнь. Она могла лишь превратиться в старую деву, коротающую свой век на задворках. Но здесь… здесь она могла превратиться в кого угодно. В фею, в сказочную королеву. В существо, летающее по небу. Она могла заработать собственные деньги, много денег и сделать свою жизнь шире и богаче, чем могла бы надеяться любая женщина ее положения.

Ей приходит в голову, что, наверное, она больше не вернется домой. Ее жизнь непоправимо изменилась. Собственный отец продал ее; как она могла снова жить в его доме?

Она пробует на вкус идею дома, но это все равно что нащупать языком гнилой зуб во рту. Протекающая крыша, монотонная работа на ферме, обнесенной низкой каменной стенкой, кислый запах горохового хлеба и вареных овощей – почему это раньше не казалось невыносимым? Не была ли ее жизнь такой же маленькой, как эти огороженные поля?