Цианистый калий… с молоком или без? - [4]
Лаура. Возмутительно! А ты в это время спишь да по гостям с мамочкой разгуливаешь.
Марсиаль. Я тебе уже сказал: в этом доме пахнет смертью, преступлением… А Сатиру я посвятил достаточно времени. Теперь у меня есть лупа, есть трубка и отмычки. Но главное — голова. Сатир будет у меня в руках нынешней ночью, вы увидите, на что способен Марсиаль.
Венеранда. Так, сынок! Прекрасный ответ!
Лаура. Не смеюсь только потому, что, боюсь, подумают: дедушка умер. Противно слушать тебя! Тупица! Эстремадурский Сатир — настоящий мужчина, не то что ты или даже я!
Марсиаль. Если этот тип нынешней ночью не попадется, я меняю профессию.
Венеранда. Сынок, трубка! Трубка! Вот так… Глаз радует. До чего же идет ему эта форма!
Марсиаль. Ладно, мама. Я думаю, нам пора. Мне надо завершить кое-какие дела. Венеранда. Пошли, сынок, пошли. (Поднимается.) Пошли, Сокорро. Ладно… Спасибо большое за ужин. Довольно скудный! Ну, разумеется, в такие моменты не до ужина. Правда, Сокорро?
Сокорро. Разумеется, да и мы не ради котлет сюда приходили.
Раскат грома.
Лаура(идет к балкону). Наконец-то гроза. Как ее не хватало. А я предчувствовала. Весь вечер спина не болела: когда у меня спина не болит — значит, быть грозе. Гроза всегда несет жертвы, разрушения, беды.
Гром и молния.
А вы не любите грозу?
Сокорро. Мы люди простые, городские.
Венеранда. Не пахари какие-нибудь!
Сокорро. Фу, какая гадость! Я один раз видела пахаря, совсем не понравился. Такой неотесанный! Без конца пил воду из глиняного кувшина, никакого воспитания! Не то что инженер.
Адела. Подумать только — всю ночь на ногах!
Венеранда. Так вы по ночам на ноги встаете?
Адела. Да нет, это так говорится, донья Венеранда. Я больше двадцати лет не встаю с этого кресла, но, бывает, забудешься — и скажешь так.
Венеранда. А почему вы не пойдете к Лурдекой богоматери?
Сокорро. Действительно. Я точно знаю: это полезно для здоровья.
Адела. Лаура, дочка, не пускает.
Лаура. Вот умрет дедушка, и пойдем куда захочешь. Станем путешествовать, мама, раз тебе нравится. Она ужасно хочет съездить в СССР.
Марсиаль. Уже половина двенадцатого. И дождь начинается.
Венеранда. Да, ты прав, сынок. Желаю дону Грегорио поправляться.
Лаура. Как вы любите делать назло!
Сокорро. Что такое? Разве кто-то болен?
Лаура. А вы, дорогая сеньора… законченная дура!
Сокорро. В гостях у меня всегда голова кругом. А сегодня к тому же выбились из графика, осталось еще три дома: в одном — больной после операции простаты, прошу прощения, в другом — бдениенад покойником; очень приличный дом, там, пожалуй, повеселее будет.
Венеранда. Дом Эстевесов, хозяин адвокатом был.
Сокорро. Но умер-то он не от этого, он уж давно не практиковал.
Венеранда. Замечательные люди. А когда бабушка была жива, у них даже бисквиты с ромом подавали.
Марсиаль. Итак, Лаура… Смирение, и еще раз смирение… Донья Адела, желаю вам здоровья, чтобы было о чем заботиться.
Лаура. Спасибо, Марсиаль…
Марсиаль. И все-таки я чую: в этом доме пахнет убийством.
Венеранда. Хорошо, сынок, хорошо… Пойдем в другой дом, там и соснешь немного. Да застегнись как следует — простудишься.
Сокорро. До свидания, Лаура… До свидания, донья Адела… Не вставайте, мы знаем дорогу.
Венеранда. Да, да, не вставайте, ваша дочка проводит нас.
Адела. А как бы мне хотелось встать… Но я двадцать лет прощаюсь с гостями, не вставая с кресла.
Венеранда. Вот и чудесненько. До свидания.
Снова раскат грома.
Лаура. Нынче ночью гроза будет знатная.
Все выходят, кроме доньи Аделы. Она прислушивается к стонам дедушки.
Возвращается Лаура.
Лаура. Я уж думала, они никогда не уйдут. Этот нелепый Марсиаль…
Адела. Да, доченька… Однако они нам могут понадобиться… Пойди погляди дедушку…
Лаура заходит в комнату дона Грегорио. Затем выходит.
Лаура. Ничего!.. Все то же… Посмотришь ему в лицо, и кажется — отходит… но — ничего подобного!.. Видно, он задумал похоронить нас всех… Мама! Если вы не решаетесь, я сделаю это сама.
Адела. Нет, детка. Нынче ночью, в кофе… (Пауза.). Что-то Хустина застряла… Прекрасная мысль — попросить у доньи Матеа чуточку цианистого калия. У нее в погребе этого добра навалом.
Лаура. Наверняка… Меня иногда страх берет, как подумаю, что бы вы могли наделать, будь вы на ногах.
Адела. Ты мне льстишь… А сама чем хуже? Как, по-твоему, способна ты сегодня приготовить кофе?
Лаура. Думаю, что способна, мама… Думаю — да… Рецепт совсем простой… Конечно, кофе с молоком на завтрак я бы, наверное, не смогла приготовить… Но с цианистым калием…
В дверь звонят.
Адела. Должно быть, девочка с ядом. Пойди, дочка, открой.
Лаура. Иду, мама. Сию минуту. (Идет в глубину сцены.)
Возвращается вместе с Хустиной. Та вся вымокла под дождем.
Хустина. Добрый вечер, тетечка милая, (Целует донью Аделу. Разговаривает как пятилетний ребенок.)
Адела. Ты вся вымокла… До нитки.
Хустина. Немножко… Брр!.. Какой дождь! (Смеется.) Льет как… Жутко смешно!
Лаура(дает ей пощечину). Хватит ржать. Сколько раз тебе говорить? Дура!
Хустина. Ой, тетечка! Как она мне влепила! Я так у вас оглохну.
Лаура. Хорошо бы. Сейчас ничего путного для твоего возраста не услышишь, А ты достойна лучшего.
Адела. Все принесла, что велели?
В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
«Дыхание жизни» — пьеса «на двоих», для двух актрис «за пятьдесят», имея в виду, что молодость, о которой они вспоминают в наши дни, пришлась на конец 60-х. Одна приезжает в гости к другой, которая теперь в уединении живет на острове. Приезжает, чтобы поговорить о мужчине своей жизни. Который был у них один на двоих. То есть это разговор о мужчине их жизни, при том, что одна, если верить ее словам, никогда ему не изменяла, он был для нее — единственным, а молодость другой прошла в радостях молодежного протеста, то есть в вольных американских и английских компаниях, где нравы, известно, не были строгими.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.