Цианистый калий… с молоком или без? - [3]
Сокорро. Стонет-то как складно, бедНЯжка
Венеранда. И громко. Эдак и радио не послушаешь.
Лаура. Сеньора, мы у себя в доме радио никогда не держали.
Адела. А то утром радио наслушаются, а к вечеру, глядишь, и в кино побегут. А жизнь — вовсе не развлечение, как некоторые думают…
Марсиаль, заснувший на стуле, начинает похрапывать.
Поймите меня правильно…
Марсиаль храпит громче.
Мы так страдаем!.. Нету сил… Ночью и днем… ходим за ним как милосердные сестры…
Донья Адела берет свисток, висящий у нее на шее, и довольно пронзительно свистит. Марсиаль тотчас же перестает храпеть. Она как ни в чем не бывало отпускает свисток.
Никогда не думала, что у дедушки такое здоровье… Обычно люди доживают до определенного возраста и умирают… Разве не так?
Венеранда. Во всяком случае, в наше время бывало так, люди вели себя приличнее.
Лаура. Но все, сегодняшняя ночь — последняя.
Страшный раскат грома. Пауза. Все как по команде вздыхают.
Сокорро. Да вы, донья Адела, просто святая… Святая, да и только!
Венеранда. Вот именно… Кстати — о святых. По-моему, уместно прочитать «Отче наш».
Сокорро. Как сказать… Столько времени господь Бог призывает дона Грегорио, и вы донья Адела, такая цельная натура… Вот именно — такая «цельная».
Адела. «Цельная»… «Цельная»… Бели бы не тот случай, может, и была бы цельная… но ноги… Нет, воля-то у меня есть, воли мне всегда хватало! Сколько страданий в жизни! Не верите — спросите у моей дочери. Лаура, доченька… Сколько страданий в жизни, правда же?
Лаура. Почему вы со мной завели разговор о страданиях? Только потому, что я не смазливая, потому что у меня никогда не было жениха и я родилась в Эстремадуре?
Венеранда. Как знаменитый конкистадор Писарро.
Лаура. Он-то мужчина… А я наоборот. Но и мой час придет. Всю жизнь влачила жалкое существование, как рабыня… Сперва — отец…
Адела. Не поминай отца, Лаура, у нас гости.
Лаура. Потом ты, мама… Еще чище… А потом — дедушка… И этот проклятый дом.
Сокорро. Почему проклятый?.. А с виду такой веселый и уютный.
Лаура. В том-то и беда… Что веселый… Слишком веселый. Лучше бы уж ничего не напоминало, что мы — живые люди… Но все, этому конец.
Адела. Что у тебя за характер, детка! Порой я спрашиваю себя: было ли тебе когда-нибудь восемнадцать лет?
Сокорро. Восемнадцать, донья Адела? Возможно ли? И все они живехоньки?
Лаура. Надоели вы мне своими глупостями, донья Сокорро! Не умеете в гостях себя вести — сидите дома по крайней мере!
Венеранда (со смехом). Простите ее… Она как дитя… Ничего худого не думала.
Лаура. Тшш! Тихо! В этом доме смеяться запрещено. Это вам не цирк! А коли желаете смеяться, заниматься чем-то запретным, курить гашиш… На улицу! Туда, где такое позволяют.
Марсиаль вновь начинает храпеть.
Адела. Доченька, не волнуйся, пожалуйста.
Лаура. Оставьте, мама. Если вовремя не пресечь смешки и шуточки, то не успеешь оглянуться, как дом превратится в лекторий или что-нибудь подобное.
Марсиаль храпит.
И без того все вокруг прогнило, так что…
Донья Адела снова берется за свисток, Марсиаль очень медленно поднимается, потягивается.
Все в порядке, не так ли? Ты решил, что это не дом, а лекторий: только заговорят, ты сразу засыпаешь.
Венеранда. Такой славный мальчик!.. Поспал, сынок? Ну подойди, поцелуй маму. (Подходит и целует его.) А трубка-то, сынок, трубка-то: всегда во рту.
Марсиаль достает из кармана трубку и зажимает ее в зубах.
Вот так… Прекрасно, Марсиаль. Ну-ка, покажи донье Аделе лупу, что я тебе купила.
Марсиаль мотает головой.
Почему — нет?
Сокорро. Стесняется.
Марсиаль снова садится и засыпает.
Венеранда. Купили ему замечательную лупу — пусть разглядывает следы от пальцев себе подобных. И набор отмычек. Так ведь, Марсиаль? Марсиаль! Марсиаль! Господи Боже мой! Донья Адела, сделайте одолжение…
Донья Адела свистит. Марсиаль поднимается на ноги.
Марсиаль(расхаживая по комнате, считает шаги). Ясно как день… Двадцать шесть шагов на восемь… В этом доме вот-вот будет совершено преступление.
Раскат грома.
Венеранда(хлопает в ладоши). Браво, Марсиаль! Очень хорошо! Видели,
Сокорро? Видели, каков? Марсиаль, трубка!
Адела. А почему вы сказали это… насчет убийства?
Марсиаль. Чую… У меня нюх на это — уникальный. От меня ничего не скроется. Тут пахнет преступлением.
Венеранда. Очень хорошо, Марсиаль! Трубка! Ну, покажи нам лупу.
Адела. Это от жаровни пахнет, гарью.
Лаура. Не обращайте внимания. Говорит невесть что. Только и знает — спать.
Марсиаль. Я не сплю, я думаю. Мой мозг не дремлет.
Лаура. А как же Эстремадурский Сатир? Он смеется над тобой, смеется над полицией и над всей округой. Ты читал газеты, Марсиаль? Вчера он опять вышел на охоту.
Венеранда. Не может быть! Какой ужас!
Адела. Это чудовище лишило спокойной жизни всех одиноких женщин… Кто же стал его жертвой на этот раз?
Марсиаль. Илария, дочка Фелипе, из переплетной мастерской на улице Здоровья.
Сокорро. Эта маленькая, в веснушках? Как мне его жаль!
Венеранда. Ты хочешь сказать, тебе жаль ее…
Сокорро. Да нет, бедного Сатира жаль. Идиотом надо быть…
Лаура. Я полагаю, бедняжка теперь кинется в объятия монастырской обители.
Марсиаль. Пока что она кинулась в объятия жениха. Он говорит, что ему плевать на случившееся. Хороший парень, они через месяц женятся.
В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
«Дыхание жизни» — пьеса «на двоих», для двух актрис «за пятьдесят», имея в виду, что молодость, о которой они вспоминают в наши дни, пришлась на конец 60-х. Одна приезжает в гости к другой, которая теперь в уединении живет на острове. Приезжает, чтобы поговорить о мужчине своей жизни. Который был у них один на двоих. То есть это разговор о мужчине их жизни, при том, что одна, если верить ее словам, никогда ему не изменяла, он был для нее — единственным, а молодость другой прошла в радостях молодежного протеста, то есть в вольных американских и английских компаниях, где нравы, известно, не были строгими.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.