Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания - [29]
Животные располагают множеством способов справляться с этим затруднением. У птиц входящая зрительная информация может быть еще больше раздроблена, чем у участников экспериментов с закрыванием глаза, о которых я писал выше. Например, у голубей сетчатка каждого глаза имеет два раздельных «поля» — красное и желтое. Красное поле видит небольшую пространственную зону впереди, в которой зрение птицы бинокулярно, тогда как желтое поле видит больший сектор, недоступный другому глазу. Голуби не только провалили тест на передачу информации между глазами — у них также плохо передавалась информация между разными областями одного и того же глаза. Это может объяснять некоторые специфические особенности поведения птиц. Мэриан Докинз провела простой опыт, в котором курам показывали новый предмет (красный игрушечный молоточек)[102]. Кур подпускали к нему, позволяя рассмотреть его. Исследовательница обнаружила, что куры подходят к такому объекту, используя челночные движения, как будто бы специально для того, чтобы разглядеть его разными частями каждого глаза. Очевидно, именно так мозг в целом получает образ объекта. Птичий снующий взгляд — это техника, призванная распределять входящую информацию.
В некотором отношении единство обязательно для живого актора: животное — это целостный физический объект, который должен поддерживать в себе жизнь. Но в других отношениях единство — дополнительная возможность, достижение, изобретение. Объединение опыта — хотя бы информации, получаемой от двух глаз, — не входит в обязательную программу эволюции.
Позднее пришествие или трансформация?
История, которую я пытаюсь рассказать, повествует о плавности изменений: по мере того как усложнялись чувства, действия и память, с ними усложнялось и переживание опыта. Наш собственный пример показывает, что субъективный опыт не подчиняется принципу «либо есть, либо нет». Нам известны полусознательные состояния различного рода — такие как пробуждение от сна. Эволюция подразумевает пробуждение в других временны́х масштабах[103].
Но, возможно, все эти рассуждения ошибочны. Постепенное развитие субъективности из простых древних форм — это лишь один вариант, причем самые достоверные данные, которые у нас имеются на этот счет, свидетельствуют как раз против этого варианта — данные о нашем собственном мозге. Одну из возможностей такой точки зрения открывает несчастный случай 1988 года — отравление женщины угарным газом из-за неисправного водогрейного котла в душе. У пациентки, известной лишь по инициалам Д. Ф., серьезно пострадал мозг. В результате отравления она почти ослепла. Она перестала воспринимать форму и расположение предметов в поле зрения. Она видела лишь смутные цветные пятна. И все же оказалось, что она сохранила способность вполне успешно оперировать предметами в пространстве вокруг себя. Например, она могла засовывать письма в почтовый ящик, причем щель ящика могла располагаться под разными углами. Однако она не могла описать расположение щели или указать на нее пальцем. С точки зрения субъективного опыта она вообще не могла различить, где у ящика щель, и все же письмо туда попадало.
Д. Ф. тщательно обследовали специалисты по зрению — Дэвид Мильнер и Мелвин Гудейл[104]. Сопоставив ее случай с другими типами повреждений мозга и предыдущими анатомическими исследованиями, Мильнер и Гудейл выдвинули теорию, объясняющую, что происходит — как в норме, так и в особых случаях наподобие Д. Ф. Они утверждают, что существуют два параллельных «канала», по которым мозг пропускает информацию. Вентральный канал, проходящий в мозгу ниже, отвечает за категоризацию, распознавание и описание объектов. Дорсальный канал, проходящий над ним, ближе к макушке, отвечает за навигацию в пространстве в режиме реального времени (помогая обходить препятствия, просовывать письмо в ящик и т. д.). Мильнер и Гудейл полагают, что наш субъективный опыт зрения, визуальное восприятие мира, поступает только через вентральный канал. Дорсальный же выполняет свою функцию бессознательно, что у нас, что у Д. Ф. После отравления у Д. Ф. разрушился вентральный канал, и потому она чувствовала, что почти не видит, — несмотря на то что могла обойти препятствие.
Упрощенное понимание подобных случаев предполагает, что без вентрального канала вообще ничего нельзя увидеть глазами. Это, очевидно, перебор. Скорее всего, дорсальный канал дает какое-то зрительное восприятие, хотя и не очень похожее на «зрение» в привычном смысле. Не столь важны подробности механики двух «каналов», как ошеломляющий вывод, который вытекает из данного исследования. Получается, что сложный процесс обработки визуальной информации, поступающей от глаз через мозг к рукам или ногам, может происходить даже тогда, когда субъект вообще не понимает, что он видит. Мильнер и Гудейл объясняют это открытие тем, что выше я назвал объединением чувственной информации. Они считают, что визуальный опыт мы получаем благодаря деятельности мозга, строящего системную «внутреннюю модель» мира. Резонно думать, что построение такой внутренней модели отражается на субъективном опыте. Но возможен ли сам субъективный опыт в принципе, если такой модели нет?
Книга посвящена жизни и творчеству выдающегося советского кристаллографа, основоположника и руководителя новейших направлений в отечественной науке о кристаллах, основателя и первого директора единственного в мире Института кристаллографии при Академии наук СССР академика Алексея Васильевича Шубникова (1887—1970). Классические труды ученого по симметрии, кристаллофизике, кристаллогенезису приобрели всемирную известность и открыли новые горизонты в науке. А. В. Шубников является основателем технической кристаллографии.
Нильс Бор — одна из ключевых фигур квантовой революции, охватившей науку в XX веке. Его модель атома предполагала трансформацию пределов знания, она вытеснила механистическую модель классической физики. Этот выдающийся сторонник новой теории защищал ее самые глубокие физические и философские следствия от скептиков вроде Альберта Эйнштейна. Он превратил родной Копенгаген в мировой центр теоретической физики, хотя с приходом к власти нацистов был вынужден покинуть Данию и обосноваться в США. В конце войны Бор активно выступал за разоружение, за интернационализацию науки и мирное использование ядерной энергии.
Джеймс Клерк Максвелл был одним из самых блестящих умов XIX века. Его работы легли в основу двух революционных концепций следующего столетия — теории относительности и квантовой теории. Максвелл объединил электричество и магнетизм в коротком ряду элегантных уравнений, представляющих собой настоящую вершину физики всех времен на уровне достижений Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Несмотря на всю революционность его идей, Максвелл, будучи очень религиозным человеком, всегда считал, что научное знание должно иметь некие пределы — пределы, которые, как ни парадоксально, он превзошел как никто другой.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.
«Занимательное дождеведение» – первая книга об истории дождя.Вы узнаете, как большая буря и намерение вступить в брак привели к величайшей охоте на ведьм в мировой истории, в чем тайна рыбных и разноцветных дождей, как люди пытались подчинить себе дождь танцами и перемещением облаков, как дождь вдохновил Вуди Аллена, Рэя Брэдбери и Курта Кобейна, а Даниеля Дефо сделал первым в истории журналистом-синоптиком.Сплетая воедино научные и исторические факты, журналист-эколог Синтия Барнетт раскрывает удивительную связь между дождем, искусством, человеческой историей и нашим будущим.
Эта книга – захватывающий триллер, где действующие лица – охотники-ученые и ускользающие нейтрино. Крошечные частички, которые мы называем нейтрино, дают ответ на глобальные вопросы: почему так сложно обнаружить антиматерию, как взрываются звезды, превращаясь в сверхновые, что происходило во Вселенной в первые секунды ее жизни и даже что происходит в недрах нашей планеты? Книга известного астрофизика Рэя Джаявардхана посвящена не только истории исследований нейтрино. Она увлекательно рассказывает о людях, которые раздвигают горизонты человеческих знаний.
Эта книга – синтез эволюционных идей. И тех, которыми могут гордиться ученые XIX века, в том числе Чарлз Дарвин, и тех, что были изложены в современности исследователями общества и культуры. Автор дает подробный и беспримерный по детализации обзор естественнонаучных и религиозных представлений, которые господствовали в просвещенном мире до того, как теория Дарвина заняла свое место в научной картине. Он также описывает драматичные сдвиги, имевшие место в период становления нового мировоззрения, и всесторонне анализирует его влияние на то, как мы рассуждаем сегодня. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
В. С. Рамачандран — всемирно известный невролог, психолог, доктор медицины, доктор философии, директор Исследовательского центра высшей нервной деятельности, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета в Сан-Диего. В своей книге «Фантомы мозга» автор рассказывает, как работа с пациентами, страдающими неврологическими нарушениями причудливого характера, позволила ему увидеть в новом свете архитектуру нашего мозга и ответить на многие вопросы: кто мы такие, как конструируем образ своего тела, почему смеемся и огорчаемся, как мы обманываем сами себя и мечтаем, что толкает нас философствовать, учиться, творить…