Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания - [26]

Шрифт
Интервал

. Он задался вопросом: каково это — быть летучей мышью? Вероятно, у летучей мыши есть какое-то самоощущение, но совсем не такое, как у нас. Слово «такое», впрочем, вводит в заблуждение — оно внушает мысль, будто проблема сводится к сходствам и различиям: одно ощущение похоже на другое ощущение. Но дело не в сходстве. Дело вот в чем: у нас есть переживания для множества аспектов нашей жизни. Когда мы просыпаемся, глядим на небо, едим — всему этому сопутствуют определенные переживания. Необходимо понять, как это устроено. Но если мы беремся рассмотреть этот вопрос с эволюционной, градуалистской точки зрения, это заводит нас в странные дебри. Как переживание могло зародиться постепенно? Может ли животное наполовину ощущать себя животным?

Эволюция опыта

Здесь я собираюсь пролить свет на эти проблемы. Я претендую не на то, чтобы разрешить их полностью, но лишь на то, чтобы приблизиться к цели, поставленной Джеймсом[89]. Я поставлю вопрос так. Субъективный опыт — ключевой феномен, требующий объяснения, самый факт того, что мы как-то переживаем свое существование[90]. Иногда в таких случаях говорят об объяснении сознания — субъективный опыт и сознание вечно путают. Я же рассматривают сознание как одну из форм субъективного опыта — но не единственную его форму. Чтобы обосновать это различие, возьмем, например, чувство боли. Чувствуют ли боль кальмары? А раки и пчелы? Для меня этот вопрос означает: ощущает ли кальмар физическую травму? Чувствует ли он себя плохо в таком случае? Этот вопрос часто выражают в форме вопроса, есть ли у кальмаров сознание. Мне такая постановка вопроса всегда казалась ошибочной — от кальмаров слишком многого хотят. В старинной терминологии, если у осьминогов и кальмаров есть какое-то самоощущение, то они существа, наделенные чувствами. Чувства предшествуют сознанию. Но откуда берется чувствительность?

Это не бестелесная субстанция «души», которая каким-то образом прилагается к физическому миру в представлениях дуализма. Это и не начало, пронизывающее все мироздание, согласно верованиям панпсихизма[91]. Чувствительность как-то возникает в ходе эволюции восприятия и действия; она подразумевает живую систему, у которой есть мироощущение. Однако если использовать этот подход, мы немедленно сталкиваемся с главной трудностью: эти способности распространены настолько широко, что встречаются отнюдь не только у тех организмов, которым обычно приписывают субъективность того или иного рода. Даже бактерии, как мы увидели в главе 2, способны воспринимать мир и действовать. Можно утверждать, что реакция на стимулы и управляемый обмен химических веществ через границы суть элементарные основы жизни как таковой. Так что же, все живые организмы обладают той или иной степенью субъективности? Не то чтобы я считал такой вывод безумным, но он, безусловно, потребует экстраординарных усилий, чтобы его обосновать. Должно быть нечто специфическое в том, как воспринимают мир животные, что отличает их от других организмов.

Один из подходов к этому вопросу — рассуждения о сложности различных видов организмов и их отношений с окружающим миром. Но сложность многообразна, а нам нужен предметный разговор. Рассмотрим теперь один из подобных факторов — я уверен, что он играет роль в этой истории, хотя непросто понять, какую именно. В эволюции животных, наряду с прямым усовершенствованием чувств и действий, присутствует развитие новых видов связи между тем и другим, особенно замыкающих — образующих контур обратной связи.

Для организма наподобие нас с вами существуют привычные явления. На ваш последующий поступок влияет то, что вы чувствуете в данный момент, а на то, что вы почувствуете в будущем, влияет то, что вы в данный момент делаете. Вы читаете, затем переворачиваете страницу, и акт перелистывания страницы меняет то, что у вас перед глазами. Мы имеем об этом сознательное представление и можем это обсуждать, но это переплетение также на более глубинном уровне влияет на природу чувств — во вполне буквальном понимании «чувства».

Возьмем пример систем тактильно-визуального замещения (СТВЗ), технологий для слепых[92]. Видеокамера подводится к пластырю, приклеиваемому на кожу слепого (например, на спину). Оптическая картинка, улавливаемая камерой, трансформируется в энергию (вибрацию или электростимуляцию), которую можно воспринимать кожей. Обучившись пользоваться этим приспособлением, слепые начинают утверждать, что камера позволяет им воспринимать расположение объектов в пространстве, а не просто ритм покалываний на коже. Например, если на вас этот прибор и мимо пробегает собака, видеосистема преобразит движение в определенный ритм покалываний или вибраций, ощущаемый вашей спиной, но при определенных обстоятельствах вы не будете воспринимать это как покалывания спины — у вас сформируется ощущение объекта, движущегося перед вами. Однако это происходит только с теми, кто умеет управлять камерой, действовать и влиять на входящий поток стимулов. Пользователь должен уметь придвигать камеру, менять угол обзора и т. д. Простейший способ это осуществить — прикрепить камеру непосредственно к телу. Тогда пользователь сможет приближать объекты, заставлять их попадать в поле зрения и покидать его. Субъективный опыт тесно связан в данном случае с взаимодействием поведения и сенсорных стимулов. Непрерывная обратная связь между восприятием и действием определяет то, какую форму принимает само чувственное восприятие.


Рекомендуем почитать
Алексей Васильевич Шубников (1887—1970)

Книга посвящена жизни и творчеству выдающегося советского кристаллографа, основоположника и руководителя новейших направлений в отечественной науке о кристаллах, основателя и первого директора единственного в мире Института кристаллографии при Академии наук СССР академика Алексея Васильевича Шубникова (1887—1970). Классические труды ученого по симметрии, кристаллофизике, кристаллогенезису приобрели всемирную известность и открыли новые горизонты в науке. А. В. Шубников является основателем технической кристаллографии.


Квантовая модель атома. Нильс Бор. Квантовый загранпаспорт

Нильс Бор — одна из ключевых фигур квантовой революции, охватившей науку в XX веке. Его модель атома предполагала трансформацию пределов знания, она вытеснила механистическую модель классической физики. Этот выдающийся сторонник новой теории защищал ее самые глубокие физические и философские следствия от скептиков вроде Альберта Эйнштейна. Он превратил родной Копенгаген в мировой центр теоретической физики, хотя с приходом к власти нацистов был вынужден покинуть Данию и обосноваться в США. В конце войны Бор активно выступал за разоружение, за интернационализацию науки и мирное использование ядерной энергии.


Магнетизм высокого напряжения. Максвелл. Электромагнитный синтез

Джеймс Клерк Максвелл был одним из самых блестящих умов XIX века. Его работы легли в основу двух революционных концепций следующего столетия — теории относительности и квантовой теории. Максвелл объединил электричество и магнетизм в коротком ряду элегантных уравнений, представляющих собой настоящую вершину физики всех времен на уровне достижений Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Несмотря на всю революционность его идей, Максвелл, будучи очень религиозным человеком, всегда считал, что научное знание должно иметь некие пределы — пределы, которые, как ни парадоксально, он превзошел как никто другой.


Знание-сила, 2006 № 12 (954)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.


Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве

«Занимательное дождеведение» – первая книга об истории дождя.Вы узнаете, как большая буря и намерение вступить в брак привели к величайшей охоте на ведьм в мировой истории, в чем тайна рыбных и разноцветных дождей, как люди пытались подчинить себе дождь танцами и перемещением облаков, как дождь вдохновил Вуди Аллена, Рэя Брэдбери и Курта Кобейна, а Даниеля Дефо сделал первым в истории журналистом-синоптиком.Сплетая воедино научные и исторические факты, журналист-эколог Синтия Барнетт раскрывает удивительную связь между дождем, искусством, человеческой историей и нашим будущим.


Охотники за нейтрино. Захватывающая погоня за призрачной элементарной частицей

Эта книга – захватывающий триллер, где действующие лица – охотники-ученые и ускользающие нейтрино. Крошечные частички, которые мы называем нейтрино, дают ответ на глобальные вопросы: почему так сложно обнаружить антиматерию, как взрываются звезды, превращаясь в сверхновые, что происходило во Вселенной в первые секунды ее жизни и даже что происходит в недрах нашей планеты? Книга известного астрофизика Рэя Джаявардхана посвящена не только истории исследований нейтрино. Она увлекательно рассказывает о людях, которые раздвигают горизонты человеческих знаний.


Дарвиновская революция

Эта книга – синтез эволюционных идей. И тех, которыми могут гордиться ученые XIX века, в том числе Чарлз Дарвин, и тех, что были изложены в современности исследователями общества и культуры. Автор дает подробный и беспримерный по детализации обзор естественнонаучных и религиозных представлений, которые господствовали в просвещенном мире до того, как теория Дарвина заняла свое место в научной картине. Он также описывает драматичные сдвиги, имевшие место в период становления нового мировоззрения, и всесторонне анализирует его влияние на то, как мы рассуждаем сегодня. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Фантомы мозга

В. С. Рамачандран — всемирно известный невролог, психолог, доктор медицины, доктор философии, директор Исследовательского центра высшей нервной деятельности, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета в Сан-Диего. В своей книге «Фантомы мозга» автор рассказывает, как работа с пациентами, страдающими неврологическими нарушениями причудливого характера, позволила ему увидеть в новом свете архитектуру нашего мозга и ответить на многие вопросы: кто мы такие, как конструируем образ своего тела, почему смеемся и огорчаемся, как мы обманываем сами себя и мечтаем, что толкает нас философствовать, учиться, творить…