Чужой друг - [5]
Именно на последних страницах повести, там, где обнаруживается самое затаенное в жизни Клаудии, ее приступы душевной боли, ее неутоленные желания, раскрывается глубина авторского замысла. Кристоф Хайн имел в виду доказать нечто гораздо более значительное, типическое, нежели единичный социально-патологический казус. Клаудия — как мы постепенно убеждались на протяжении всей ее исповеди — не моральный урод, не редкостный феномен. Те черты нравственной деформации, которые мы в ней находим, свойственны, как уже было сказано выше, не ей одной. И черты эти — не врожденные, а приобретенные, то есть доступные осознанию.
В ней есть то, что предохраняет ее от полного очерствения и дегуманизации: ее способность к самоанализу, до известной степени, и к самокритике. Именно это и делает ее достойной внимания автора — и читателя.
Даже в финале, когда Клаудия словно пытается успокоить себя перечислением всего, чего она достигла в жизни, — сюда входит и хорошая квартира, и перспектива получить должность старшего врача, и знакомый мясник, который всегда «рад услужить», и другие приметы житейского преуспеяния, — мы чувствуем подтекст неуверенности. Он подчеркивается последним словом, которое напечатано с красной строки: «Конец». Слово это поставлено автором нарочито полемически. А может, все-таки не конец? Да, если бы Клаудия окончательно, навсегда впала в непробиваемое самодовольство, это означало бы действительный конец, духовную смерть. И даже, можно сказать, гражданскую смерть: социалистическому обществу явно не нужны потребители, упершиеся носом в кормушку, — и в том случае, если у них в кармане имеется диплом о высшем образовании. Однако читатель вправе предполагать, что до конца еще далеко и что дальнейшая судьба сорокалетней женщины может пойти непредвиденными путями. До тех пор пока она сохраняет драгоценную способность к душевной боли, для нее не исключена и потенциальная возможность выхода из тупика, возможность обретения себя.
В ходе обсуждения повести «Чужой друг» в печати ГДР не раз ставился вопрос: как выражена здесь позиция автора? Для мало-мальски проницательного читателя ясно, что писатель ни в коей мере не имел в виду дать полную картину жизни своей республики и не ставил перед собой задачу противопоставить Клаудии, Генри и другим персонажам повести ярко положительные фигуры, могущие стать примером для подражания. Он сам говорил в интервью, что не стремился предписывать своим читателям какие-либо рецепты — как им строить свою жизнь, как им вести себя. Важнее для него другое: пробудить, стимулировать в читателях способность самостоятельного критического осмысления вопросов, которые поставлены в повести, и даже больше — способность осмысления себя, своего места в жизни и обществе.
Именно в обществе, где созрели предпосылки для развития духовно полноценной, активной, всесторонне развитой личности, возрастает нравственная требовательность, обращенная к человеку, — об этом говорили литературоведы и критики ГДР в ходе дискуссии о современном состоянии литературы республики. В этой связи не раз шла речь и о повести Кристофа Хайна «Чужой друг». Указывалось, что она рассчитана на серьезное, вдумчивое чтение. Критическое отношение автора к персонажам, как и внутренний драматизм судьбы Клаудии, не декларируется «в лоб», но выражено самим ходом действия достаточно ясно. Известный литературовед Клаус Ярмац сопоставил в этом смысле повесть Хайна с повестями Юрия Трифонова. И у того, и у другого критика действующих лиц осуществляется без применения сатирических средств, но она — налицо. Глубинным исследованием современников писатель сознательно приглашает читателей заглянуть в самих себя, «проверить собственную позицию в свете великих „идеалов“»[2]. В богатую палитру художественной прозы ГДР Кристоф Хайн внес новые краски — и принял участие в плодотворных поисках, направленных на повышение идейного, нравственного потенциала современной социалистической литературы.
Т. Мотылева
ЧУЖОЙ ДРУГ
Вначале появляется незнакомый ландшафт.
Вдали — зелень кипарисов, узкая полоска на фоне хрустально-ясной пустоты. Ближе мост, повисший над пропастью, над ущельем, на дне которого течет ручей. При подходе — движение напоминает проезд кинокамеры — видно, что мост разрушен, остались развалины. Две стальные балки протянулись над зияющим провалом. Перед ними в нерешительности стоит человек. Кажется, это я сама. Рядом спутник. Я оглядываюсь. Лицо спутника неотчетливо, но это мой знакомый, мой друг. Он показывает рукой — нам нужно на противоположную сторону. Назад пути нет. Надо перебраться через пропасть. На дне ее — обломки скал, заросли дрока и едва угадываемый ручей. Мы ступаем на мост. Меня знобит. Первые три-четыре шага я цепляюсь за перила. Потом они кончаются. Мост нелепым обрубком торчит над пропастью. Мой спутник встает поперек балки и протягивает руку. Он продвигает на несколько сантиметров одну ногу, затем другую. Я снимаю туфли, беру его руку, левая нога ощупывает балку. Его рука влажна от пота. Отпусти меня, мысленно прошу я. Каждый сам по себе. Но у него мертвая хватка, он не выпускает моей руки. Я не отрываю глаз от дальней полоски зелени, чтобы не смотреть вниз. Стоит посмотреть — упаду. Мы делаем первые шаги по балке, которая кажется бесконечной. Идем медленно. Вдруг я замечаю какое-то движение, какой-то промельк среди зелени. Неясные из-за дрожащего марева силуэты неожиданно становятся четкими и резкими на фоне ослепительного сияния. Из кипарисовой рощи один за другим показываются пятеро бегунов. На них белые шорты и майки с зигзагообразной эмблемой. Я хочу показать их моему спутнику. Я говорю ему, кричу, но не слышу себя. Не слышу собственного голоса. Бегуны приближаются к мосту. К нашему мосту. Их бег элегантен, ровен, точно работа машины. Они молоды, сильны, у них открытые бодрые лица. Дышат они глубоко, но не тяжело. Бегуны удивительно похожи друг на друга — наверное, это братья. Пятеро близнецов бегут к разрушенному мосту. Я кричу, чтобы они остановились. Тишина. Мой крик беззвучен. Лица бегунов до ужаса отчетливы. Не то что расплывчатый облик моего спутника. Мне явственно видна каждая черта их мужественных лиц. Бегуны уже у моста. Не замедляя темпа, они бегут по второй балке навстречу нам, мимо, на другую сторону. Я вижу широкий шаг, ровные махи рук, раскрытые рты, хватающие воздух, но звуков не слышно. Немая сцена. Спутник крепко держит меня. Его ногти впиваются в мою руку. Мы окаменели. Вторая балка еще дрожит, но уже успокаивается. Можно идти дальше. Или лучше назад? Но назад нельзя: нам нужно на ту сторону. Только теперь стало еще страшнее. Затем видение исчезает. Вместо него — туман, тьма, ничто. Вдруг включается звук. Ровный шаг бегунов, словно четкий ход часов. Поскрипывание балки, тихий свист. Под конец он звучит протяжно, высоко. Без картинок. Асинхронно.
Главный герой книги — восьмилетний Якоб Борг — рассказывает читателю множество интересных историй, которые приключились с ним и его друзьями-игрушками: индейцем Маленькое Орлиное Перо, Бродягой Панаделем, осликом Хвостиком и др.Для младшего школьного возраста.
В романе «Смерть Хорна» известный писатель ГДР Кристоф Хайн обратился к одному из самых сложных периодов в истории ГДР — к пятидесятым годам. Главный герой, директор музея Хорн, отстаивающий вечные гуманистические идеалы, кончает жизнь самоубийством, не выдержав бездушия и травли мещан и чиновников города, «перекрасившихся в красный цвет» бывших приверженцев гитлеризма. В центре повести «Аккомпаниатор» — молодой преподаватель института. Безвинно отсидев два года в тюрьме по подозрению в политической провокации, он ищет свое место в жизни, но прошлая «вина» тяготеет над ним. Писателя отличает внимание к философским вопросам бытия, поиск острых тем, точность психологического портрета.
Ирен, археолог по профессии, даже представить себе не могла, что обычная командировка изменит ее жизнь. Ей удалось найти тайник, который в течение нескольких веков пролежал на самом видном месте. Дальше – больше. В ее руки попадает древняя рукопись, в которой зашифрованы места, где возможно спрятаны сокровища. Сумев разгадать некоторые из них, они вместе со своей институтской подругой Верой отправляются в путешествие на их поиски. А любовь? Любовь – это желание жить и находить все самое лучшее в самой жизни!
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Прочную известность Ярославу Чейке принесли его поэтические сборники. С выходом в свет повести «Дела закулисные» чешский читатель получил возможность открыть ее автора для себя заново уже как одаренного прозаика. Чем живут молодые люди, кому и во что верят, за кем идут — этими и многими другими вопросами задается в повести автор, рассказывая о юноше, начинающем свою трудовую жизнь рабочим сцены. Пора взросления и мужания героя, его потерь и приобретений, воспитания чувств и гражданской позиции приходится на сложный период — кризисные для Чехословакии 1969–1970 годы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Танзанийская литература на суахили пока еще мало известна советскому читателю. В двух повестях одного из ведущих танзанийских писателей перед нами раскрывается широкая панорама революционного процесса на Занзибаре.И портовые рабочие из повести "Кули", и крестьяне из "Усадьбы господина Фуада" — это и есть те люди, которые совершили антифеодальную революцию в стране и от которых зависит ее будущее.
В центре творчества западногерманского прозаика Герда Фукса — жизнь простого человека с его проблемами, тревогами и заботами.Неожиданно для себя токарь Хайнц Маттек получает от руководства предприятия извещение об увольнении. Отлаженный ритм жизни семьи нарушается, возникает угроза и ее материальному благополучию. О поисках героями своего места, об изменении их взглядов на окружающую действительность рассказывает эта книга.