Чужими глазами - [17]

– Да, новостей хороших для тебя нет, – голос коменданта неожиданно смягчился, в нем промелькнули отеческие нотки. – Антона я лично послал на разведку к стекольщикам. Боевых действий не планировали, но эти гады закусились с разведчиками. Наших несколько человек там полегло. Отступали в спешке, тела даже прихватить не успели. Хороший был парень, и боец отменный. Понимаю тебя, Аркаша. Прими соболезнования. Жалко парня, но война есть война.

Внутри у Аркадия будто что-то оборвалось, а уши неожиданно заложило. Беспалов еще добавил что-то к сказанному, скорбно склонил голову, но охотник уже не слушал. Слова майора будто поставили точку в конце параграфа.

– Меня, наверное, винишь, – спросил комендант, наблюдая за Арканом. Тот отрицательно помотал головой, набрал побольше воздуха. Говорить было тяжело.

– Можно Андрея Трегубова в отряд записать? – тихо попросил Аркадий. – Мне с ним сподручнее, много вместе отходили.

– Уже вписан, – ответил Беспалов, расправляя плечи. – Завтра в четыре часа к Богуславскому, остальное он расскажет. А теперь, Аркадий Игоревич, иди отдыхать.

Кивнув, Аркадий молчаливо поднялся со стула, тихо попрощался и прошагал к выходу. Майор проводил гостя внимательным взглядом, затем опустился в кресло. Беспалов любил дельных и полезных людей. Охотник приносил пользу – и за это Андрей Иванович уважал его. Глава Столицы привык оценивать людей с точки зрения их полезности. Черт с ним, пускай этот нелюдим жжет соляру и занимает никчемное убежище, до которого у коменданта так и не дошли руки, ведь Аркан – отличный проводник, к тому же с отменным чутьем на опасность. Однако теперь, пожалуй, охотник сдаст – слишком сильно любил сына. Беспалову не хотелось терять полезного человека, но любая игра требует жертв. Может быть, переживет, оклемается. А нет – значит, так надо, закон естественного отбора никто не отменял.

Через пару минут Андрей Иванович уже решал другие важные проблемы, напрочь забыв про несчастного отца-отшельника с его трагедией.

Столица готовилась ко сну.

Очередной день под сводами нижегородской подземки уходил в небытие, и жители неторопливо расходились по домам. Стихал привычный дневной гомон, и вечернее спокойствие разливалось по станции, заполняя туннели и переходы. Свет приглушили, и в дальних углах платформы залегли густые тени. Торговцы сгребали с прилавков всякие мелочи и нехитрую снедь. Иногда еще раздавались отдельные реплики, откуда-то долетел раздраженный крик матери, загоняющей непослушное чадо в тесную брезентовую «квартиру». У края платформы глухо застучали «берцы» караульных, лязгнуло железо. Смена караула прошла, и дозорные возвращались с крайнего рубежа. Изнуренные двенадцатичасовым дежурством, «хранители покоя» Столицы спешили добраться до кровати, чтобы упасть в объятия сна и хоть немного отдохнуть. Привычная вечерняя картина.

Охотник отказался идти в каморку Техника, сколько товарищ его ни уговаривал. В конце концов сталкер просто пожал плечами и ушел, пожелав доброй ночи. Оставшись наедине с собой, Аркан откинул полог тесной палатки, которую снял на ночь за три патрона, и неторопливо заполз внутрь. Скинул опостылевшие, натершие ноги ботинки и верхнюю одежду, рухнул на жесткие нары, застеленные продавленным матрасом и старым одеялом. Сунул свернутый комбинезон под голову и, наконец, облегченно выдохнул, приняв горизонтальное положение. Аркан чувствовал себя вымотанным и разбитым. Усталость физическая сплелась с душевными муками, и, если первую можно было излечить сном, то как избавиться от последних, охотник не знал. Не помогла даже кружка браги, лишь оставила во рту противное послевкусие. Охотник сглотнул горькую слюну и перевернулся на спину. Взгляд уперся в низкий брезентовый потолок.

День, сотканный из множества событий и приключений, подходил к концу. Аркан попытался смежить веки и немного расслабиться. Выходило плохо. Лезли в голову дурные мысли, грызли душу переживания. На душе было погано. За тонкими стенами его временной квартиры медленно утихал день. Где-то еще переговаривались дозорные, доносилось недовольное бормотание старухи. Привычная суета этих людей казалась охотнику чуждой. Его раздражали посторонние звуки, они мешали уснуть.

Что затеял Беспалов? В какую опасную игру он вновь втягивает метро? Живя бобылем, Аркан жил отдельно, ему были чужды эти стратегические игры. И не нужно ему чужое пространство – охотнику с лихвой хватало небольшого убежища. Да живи он здесь, ему хватило бы и шести квадратных метров, ограниченных стенками палатки. Охотник снова сел на кровати, глядя в никуда. Мысли хаотично носились в голове. Аркадию вдруг вспомнилась фраза коменданта. «Война есть война», – снова прозвучали в мозгу слова Беспалова. «А кто ее развязал, чертов ты ублюдок?» – Аркан неожиданно выбросил вперед руку и впечатал кулак в деревянную тумбу возле кровати. Дерево хрустнуло, охотник почувствовал, как по руке разливается ноющая боль. Тумбочка качнулась, и на пол плюхнулся небольшой сверток – вещи Антона, которые охотник забрал из казармы. Что-то тихо звякнуло.

Мужчина наклонился и поднял с пола нательный крестик, очевидно, выпавший из кармана комбинезона Антона. Почему он оказался здесь, ведь парень никогда не снимал его? Сын вроде и не верил в бога, но все равно упрямо носил крестик на шее – с ним ему было спокойнее. Охотник стиснул в руке маленькое распятие и снова уронил голову на подушку. По щеке скатилась одинокая слеза.