Чужие сны - [45]
Она вспомнила глаза человека, который мог легко разбить ей череп рукоятью револьвера, но почему-то не сделал этого. Вспомнила — и невольно зажмурилась. В памяти осталось все, до последней детали — запахи, звуки, блеск пота на коже врага, крошки на бетоне, врезающиеся в плоть, как иглы…
— А бонус, Кирсаныч… Бонус — это в следующий раз, — добавила она тихо. Было очень больно. И не только колену. — Будут тебе дохлые чужие джамперы, не переживай!
После третьей попутчик сразу же налил четвертую.
— Чтобы не отвлекаться, — пояснил Сергей Борисович с улыбкой и поставил уже далеко не полную бутылку коньяка на столик.
— Частите, — упрекнул его Давыдов.
— Не скажите. Ночь длинная. Разговор долгий. Я, например, не против расслабиться.
— Вы обещали преамбулу…
— Будет вам преамбула, дорогой Денис Николаевич, будет. И амбула воспоследует.
Денис хмыкнул.
— Красиво излагаете…
— Так неудобно же! Что ж мне делать в разговоре с известным писателем? Деревенщиной прослыть не хочется.
— Хороший словарный запас, — похвалил Давыдов. — Наверное, действительно много читаете.
— Угадали. Очень люблю. Литература — это лучшее, что создали люди на текущий момент…
— Ух ты! А коньяк? — спросил Давыдов, ловя себя на том, что широко и глуповато улыбается, глядя в лицо собеседнику.
— Коньяк, несомненно в первой десятке, — сказал Сергей Борисович, — но литература круче. Ваша, например, круче…
— Бездарно льстите, Сергей Борисович!
— Отнюдь, — возразил попутчик и посмотрел на Давыдова без тени усмешки. — Ваша литература действительно очень хороша. Впрочем, чего можно ожидать от демиурга?
Денис посмотрел на собутыльника, как на ненормального:
— Это вы меня демиургом назвали?
— Да, вас, — подтвердил попутчик.
— Совсем меры не знаете, — констатировал Денис с печальными интонациями врача, только что поставившего сложный диагноз умирающему пациенту. — Какой я вам демиург?
— Не волнуйтесь так, Денис Николаевич!
— Да я и не волнуюсь! Можете обращаться ко мне не по имени-отчеству, а по-простецки — Боже мой!
— Давайте-ка закусим, Денис Николаевич! — ухмыльнулся Сергей Борисович, и неожиданно подмигнул. — Вы, конечно, остряк, но, наверное, знаете, что до Платона слово «демиург» означало просто высококлассного ремесленника?
— Если вы думали меня этим обидеть — и не пытайтесь. Я на ремесленника не обижаюсь. Да, писать — мое ремесло, и смею уверить, это я умею делать хорошо!
— Да кто б сомневался!
В этом месте Сергею Борисовичу надо было бы всплеснуть руками, изображая озабоченность, но озабоченности не было. Глаза у попутчика оставались холодными, как замерзшие лужицы промозглым ноябрьским утром. Неприятные глаза. Однозначно неприятные.
— Прекрасно пишете, — продолжил он. — Убедительно. Натуралистично. А насчет демиурга… Имейте терпение, любезнейший, и я вам все разъясню. Что ж вы не закусываете?
Давыдов демонстративно взял с блюдца маслину.
— Преамбула, — напомнил он.
— Как вам будет угодно…
— Вы определенно питаете нездоровое пристрастие к литературе начала XIX века!
— Что ж вы мне прикажете? Постмодернистов читать? — удивился Сергей Борисович искренне. — Мне они ни к чему. Преамбула, значит… Ну, что ж…
Он изящно расположился на своей полке, забросил ногу на ногу и сыграл бровью.
Позер, подумал Давыдов. Выламывается, как сдобный пончик в ведре с помоями. Но дорогу он мне скрасит, тут сомнений нет. С таким не заскучаешь. Главное, чтобы не оказался голубым. Это был бы феерический финал удачного вечера. Можно догадаться, что сказала бы Кара…
— Представьте себе, — начал Сергей Борисович, разглядывая Давыдова своими замороженными глазами, — что человеческая цивилизация не первая на этой планете. И даже не вторая…
Давыдов фыркнул.
— Вы это серьезно? Да об этом три раза в неделю передачи показывают! Такие, знаете, мистические донельзя, и голос от автора загробный. «А теперь мы сообщим вам самую страшную тайну…»
— Как ни странно это будет для вас, Денис Николаевич, но я вовсе не шучу. До того, как люди научились ходить прямо и бросать друг в друга палки и камни, на Земле уже существовали две протоцивилизации.
— Здорово!
— Несомненно, здорово! — согласился попутчик. — Я рад, что могу поднять вам настроение! А то вы мне показались несколько напряженным, таким закомплексованным, что ли? Вы слушайте, Давыдов, слушайте, вам понравится! Можете даже книжку написать на этот сюжет, о прошлом вам писать не возбраняется!
— А мне ни о чем писать не возбраняется, — осклабился Денис. — Во всяком случае, пока никто не запрещал!
— Не ваш случай, — сказал Сергей Борисович с убийственной серьезностью.
Вот только что он ерничал, буквально фонтанировал сарказмом, и вдруг угрожающе пригнул голову, поглядел исподлобья, отчего Давыдову даже стало не по себе.
— В вашем случае, Денис Николаевич, — продолжил он с той же интонацией, — нужно очень хорошо задумываться, что писать, о ком писать и о чем писать. Еще пару недель назад это было в вашей компетенции, а сегодня… Сегодня — уже нет.
— Что вы имеете в виду? — спросил Давыдов, стараясь придать тембру значимости, но, пожалуй, безуспешно. Вопрос получился жалобным, словно Денис просил собеседника о чем-то невозможном.
Мир, в котором рухнули плотины и миллионы людей расстались с жизнью за несколько дней… Зона бедствия, зараженная на сотни лет вперед, в которой не действуют ни законы природы, ни человеческие законы. Бывшая Украина, разодранная на части Западной Конфедерацией и Российской империей. Тюрьма для инакомыслящих и уголовников, полигон для бесчеловечных экспериментов над людьми, перевалочный пункт для торговцев оружием и наркотиками, поле битвы между спецслужбами разных стран, буферная зона между Востоком и Западом, охраняемая войсками ООН, минными полями и тысячами километров колючей проволоки.
Битва систем и идеологий разворачивается на улицах Лондона, в мангровых зарослях Кубы, в красных пустынях Африки, на заснеженных пустошах разорванной на части Украины, в затопленной небывалым ливнем Москве. Продажные политики, шпионы, террористы, наемники и бунтари – кто из них решит судьбу страны, а кто равнодушно подставит ее под удар Волны? Где кончается вымысел и начинается правда? В этой книге предсказаны конфликт в Грузии, газовые войны и раскол Украины. В героях этого апокалипсиса вы легко узнаете знакомых вам украинских и российских политиков.
Иногда не важно, что ты делаешь... Иногда не важно, что о тебе подумают... Иногда важно только одно... «ОСТАТЬСЯ В ЖИВЫХ...»Солнце и море, кровь и безумства плоти, секс, предательство и предчувствие трагедии сопровождают поиски затонувшего в годы революции у берегов Кавказа старого китайского жемчуга…СОКРОВИЩЕ ПОЛУЧИТ ТОЛЬКО ОДИН…
Иногда не важно, что ты делаешь... Иногда не важно, что о тебе подумают... Иногда важно только одно... «ОСТАТЬСЯ В ЖИВЫХ...» Солнце и море, кровь и безумства плоти, секс, предательство и предчувствие трагедии сопровождают поиски затонувшего в годы революции у берегов Кавказа старого китайского жемчуга… СОКРОВИЩЕ ПОЛУЧИТ ТОЛЬКО ОДИН …
«Школа негодяев» – это четвертая и заключительная книга тетралогии «Ничья земля»: «Ничья земля», «Дети Капища», «Дураки и герои», «Школа негодяев».Продолжается одна, главная, линия – борьба за выживание на «ничьей земле» Михаила Сергеева, бывшего оперативника ГРУ, пенсионера после развала страны. Он вынужден рассчитывать только на себя и своих близких друзей. За что он теперь воюет? За какую страну? За какую справедливость? Вот он принимает решение отдать заведомым террористам возможный компонент оружия массового поражения.
Вакцина, останавливающая смертоносный вирус, найдена, но для Книжника это только начало нового пути. Пути, на котором все не так, как казалось раньше. Враги становятся друзьями. Добро превращается в зло. Жестокость – в милосердие, а ненависть – в любовь. Потому что только любовь и преданность могут спасти мир, где люди умирают молодыми… «Не время умирать» – продолжение романа-антиутопии «Лучший возраст для смерти» (2017), вторая книга трилогии «Умереть молодым».
В настоящий сборник вошли восемь разноплановых рассказов, немного вымышленных и почти реальных, предназначенных для приятного времяпрепровождения читателя.
Повесть-сказка, без моральных нравоучений и объяснения смысла жизни для нашей замечательной молодежи. Она и без нас все знает.
Максим, как и многие люди, жил обычной жизнью, не хватая звёзд с неба, но после поездки в Индию, где у него произошла довольно странная встреча с одним мудрым старцем, фундамент его привычного мировоззрения дал трещину, а позже и вовсе рассыпался в прах. Новый смысл и уже иные горизонты увлекли молодого человека к разгадке очень древней тайны жрецов… И это ещё не всё, впереди другие приключения и жизненные головоломки. С уважением, Вячеслав Корнич.
Тяга к взрослым мужчинам — это как наркотик: один раз попробуешь — и уже не в силах остановиться. Тем, для кого априори это странно, не объяснишь. И даже не пытайтесь ничего никому доказывать, все равно не выйдет. Банально, но вы найдете единомышленников лишь среди тех, кто тоже на это подсел. И вам даже не придется использовать слова типа «интерес», «надежность», «безопасность», «разносторонность», «независимость», «опыт» и так далее. Все будет ясно без слов. Вы будете искать этот яд снова и снова, будет даже такой, который вы не захотите пустить себе по вене, но который будете хранить у самого сердца и носить всегда с собой.
Мэпллэйр – тихий городок, где странности – лишь часть обыденности. Здесь шоссе поедает машины, болотные огни могут спросить, как пройти в библиотеку, а призрачные кошки гоняются за бабочками. Люди и газеты забывают то, чего забывать не стоит. Нелюди, явившиеся из ниоткуда, прячутся в толпе. А смерть непохожа на смерть. С моста в реку падает девушка. Невредимая, она возвращается домой, но отныне умирает каждый день, раз за разом, едва кто-то загадает желание. По одним с ней улицам ходит серый мальчик. Он потерял свое прошлое, и его неумолимо стирают из Мироздания.
Кира Медведь провела два года в колонии за преступление, которого не совершала. Но сожалела девушка не о несправедливости суда, а лишь о том, что это убийство в действительности совершила не она. Кира сама должна была отомстить за себя! Но роковой выстрел сделала не она. Чудовищные воспоминания неотступно преследовали Киру. Она не представляла, как жить дальше, когда ее неожиданно выпустили на свободу. В мир, где у нее ничего не осталось.