Чужие сны - [40]

— И что же, разница между… э-э… этими состояниями так заметна?

— Разница колоссальна. Меняется скорость мыслительных процессов, резко обостряются творческие способности, аналитические… и так далее. Эти люди становятся политиками, учеными, занимаются искусством. Им всегда предоставляются руководящие посты в избранной ими области.

— А не бывает так, чтобы человек вдруг утратил столь необычное дарование?

— Нет, не бывает. Это пожизненно.

— А в других странах ничего подобного не наблюдается?

— Дарейты выходят на берег только в одном месте — у Желтого залива. А Желтый залив, как вам известно, находится на нашей территории.

— И для того чтобы говорить с ними, нужно приходить на берег?

— Нет… не обязательно. Здесь все несколько сложнее, и мы, собственно, не знаем, в чем тут дело. Видите ли, иногда первый всплеск понимания наблюдается у человека, вообще находящегося далеко от побережья, в глубинных районах страны. Иногда — но тоже очень редко — у тех, кто находится в непосредственной близости к морю, в любом месте. Кстати, те люди, которых вы видели на набережных… ну, те, что сидят часами, глядя на воду… они надеются когда-нибудь услышать зов моря и стать великими. Но чаще всего…

Ласкьяри внезапно замолчала.

— Так что же — чаще всего? — настороженно спросил Ольшес.

Вместо ответа, девушка встала и произнесла торжественно и серьезно:

— Вы должны покинуть нас немедленно!

— То есть как — покинуть? — удивился Елисеев.

— Вы должны улететь с нашей планеты. В ближайшие дни. Или, по крайней мере, перебраться в какую-то другую страну.

— Но помилуйте, Ласкьяри, с чего бы вдруг? Ласкьяри снова села — вернее, почти упала в кресло, схватилась руками за голову и закричала:

— Уходите, уходите, уходите от нас! Так нужно! Уходите скорее! Как можно скорее! И навсегда!

Ольшес быстро встал, подошел к ней, взял за плечи и основательно встряхнул.

— Успокойтесь!

Ласкьяри замолчала, обвела всех растерянным взглядом — и расплакалась.

— Ох, девочка…

Земляне засуетились. Хедден побежал за валерьянкой, Росинский бросился на кухню за льдом…

Наконец девушку удалось успокоить. —Каждому из землян хотелось задать ей один и тот же вопрос — но никто не мог решиться, опасаясь нового взрыва чувств. Однако Ласкьяри заговорила сама.

— Вы должны уйти от нас, потому что иначе… В общем, в день Великого Праздника вас хотят схватить…

— Но, Ласкьяри, — осторожно перебил Елисеев, — мы ведь и сейчас не в крепости сидим, нас можно схватить в любой момент. Зачем ждать праздника?

— Затем, чтобы все это выглядело так, словно ваши черные мысли почувствовали дикие люди — они придут в этот день в Столицу, и они часто нападают на кого-то… Видите ли, правительству выгодно поддерживать легенду, и, хотя кочевники на самом деле никакие не кочевники и совсем не такие дикие, как думает большинство людей, они с удовольствием играют в эту игру — получая, естественно, неплохие деньги за все это и многие другие выгоды… но об этом знают только имеющие власть. И часто степных людей просят «почувствовать» того или иного человека… Теперь намечены вы и Правитель.

— Ну, хорошо, — сказал Елисеев. — Предположим, все будет выглядеть вполне благопристойно, нас арестуют по подсказке кочевых людей.

Но для чего нас арестовывать? В чем смысл этого деяния?

— О Боже… — Ласкьяри прикрыла глаза, вздохнула и снова заговорила. Но теперь она выглядела растерянной, беспомощной… и уже не дочь первого министра, владеющая собой, воспитанная среди дипломатов и государственных деятелей, — нет, просто девочка, испуганная и зареванная, сидела в кресле, глядя на землян громадными глазами, в которых, кроме страха, ничего уже не было…

? Нам нужно… я говорю «нам», потому что не могу отделить себя от своего отца и от Гилакса — он мой молочный брат… так вот, нам нужно ваше оружие. Неужели вы до сих пор не поняли? Странно. Нам нужна ваша техника. Ваша сила. Чтобы государство Тофет окончательно и безусловно стало первым. Чтобы никто не мог противиться его воле…

— А почему, собственно, вы решили, что стоит захватить нас в плен, как тут же на вас упадут все блага земной цивилизации? — поинтересовался Ольшес.

— Потому что вы слишком добры.

— Не понял, — признался Елисеев.

— Потому что ваши соотечественники отдадут все, лишь бы выручить вас из беды! — выкрикнула девушка.

— Да с чего вы взяли, что мы станем сообщать нашим соотечественникам о таких вещах? — недоуменно развел руками Ольшес.

— А как же иначе?

— Да так уж… сами выкрутимся.

— Неправда, — усмехнулась Ласкьяри. — Впрочем, — подумав, согласилась она, — может быть, и правда — то, что вы не захотите звать на помощь. Но они придут сами.

— Неплохо рассчитано, — вынужден был признать Елисеев. — Только все равно ведь вы ничего не получите. Особенно оружия.

— А если вам будет грозить смерть?

— Ну и что?

Тут уж Ласкьяри изумилась не на шутку.

— То есть как — ну и что? Неужели ваши друзья там, в этой вашей Федерации, пожертвуют вашими жизнями?

— Им не придется ничем жертвовать. В случае крайней необходимости мы и сами сумеем пожертвовать собой. Поймите, Ласкьяри, — принялся объяснять Даниил Петрович, — наши жизни, конечно, представляют некоторую относительную ценность, и у нас не принято рисковать людьми ни с того ни с сего, это вы усвоили. Но бывают ситуации, когда один и даже пять человек — имеют право погибнуть. Например, если речь идет о судьбе целой планеты. О миллионах людей, которые могут пострадать из-за того, что Федерация неосторожно вторглась в их существование. Понимаете? Мы имеем право на смерть. И если у нас не останется другого выхода — мы это право реализуем. И наши друзья нас не осудят, поверьте. Так что хлопоты Гилакса напрасны.