Чужие отражения чужих тел - [141]

Из Света вперёд выехал широкоплечий воин Первосвет на резвом белом жеребце и остановился между войском Света и Тьмы. Ему на встречу на низкорослом монгольском коне выкатил сын Субэдэя-нойона, высокомерный Тимур-Бука, по прозвищу Хайвон. Первосвет сидит на белом жеребце, разминает плечи, мечом машет, Хайвона дразнит. Позади воины Света, а Первосвету видится войско руськое, а за ним отец Днепр, а на том берегу Киев и отступать некуда. Не осталось на Земле равнодушных душ и всем придётся выбрать сторону Света или Тьмы.

Богатыри вскинули длинные копья и схлестнулись посередине, подбадриваемые каждый своей стороной. Копья, странным образом столкнувшись в ударе, не выдержали и треснули. Отбросив их в сторону за ненадобностью, богатыри стали крутиться по кругу, отбывая удары меча и копыт вздыбившихся лошадей. Конь Хайвона захромал, и он соскочил с него и стал, широко расставив ноги и подняв в свой меч. Первосвет легко соскочил со своего коня и шепнул ему: «Пощипай травки, охладись», — а сам, взмахивая мечом, двинулся в сторону Хайвона. Долго дрались богатыри, но не повезло Хайвону – удар в шею не оставил ему надежд и он упал, захлёбываясь кровью. Воины Света восприняли победу Первосвета восторженными криками, а из рядов Тьмы посыпался град стрел. Первосвет, сражённый стрелами, упал на землю, а его конь, неподвластный стрелкам, склонился к хозяину, теребя его чёлку. В тот же миг Сталин взмахнул рукой и политруки, угрожая пистолетами, погнали серую массу вперёд, базлая во всё горло: — За Сталина, за Родину.

Заградительный отряд приготовил пулемёты, а толпа штрафников и уголовников фальшиво запела, не поднимаясь из окопов:

— Как родная меня мать провожала,

Тут и вся моя родня набежала.

Ах, куда ж ты, паренёк, ах, куда ты?

Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты!

В Красной армии штыки чай найдутся,

Без тебя большевики обойдутся!

Эх, яблочко, да золотистое,

Не водися ты, Ванёк, да с нечистыми!

Будь такие все, как вы, ротозеи,

Что б осталось от Масквы, от Многорассеи….

Вскочив в окопы, офицер с тремя ромбами пальнул из пистолета и погнал батальон вперёд. Не прошли они и сто метров, как увидели кучу бочек, лежащих на боку. Выбив дно, уголовник крикнул: — Братва, вино!

— Отравленное, — сказал бывший капитан, а ныне рядовой штрафной роты Иван Бессмертный.

— А сейчас проверим, — сказал блатной и зачерпнул из бочки прямо котелком. Опрокинув в себя половину, он подождал малость, а потом снова зачерпнул и произнёс, криво улыбаясь: — Лучше я потеряю душу здесь, чем в бою.

— Отодвинься, урка, дай и другим попить, — сказал Иван Бессмертный, зачерпнув из бочки кружкой.

— Братва, налетай! — крикнул пьяный блатной, и весь рядовой состав штрафного батальона сосредоточенно выбивал из бочек дно. Гарибальди, наблюдая противника, спрятал улыбку в пышных усах: недаром его воины опустошили все погреба в итальянской округе и подкатили как можно ближе к вражескому стану бочки с вином.

***

Хутин скептически улыбался, наблюдая за тем, как перед его танковой бригадой выстроилась кучка голых гладиаторов и украинские добровольцы. Чтобы доставить себе удовольствие, Хутин послал вперёд десантников из 76-й псковской дивизии с приказом убить всех гладиаторов, а украинских добровольцев взять в плен. Скрываясь в высокой, по пояс, траве десантники поползли в сторону врага. Паша Осипов, в бытность свою псковский десантник по кличке «Фуфел», бормотал себе под нос невесть откуда прилипшую песню: «И значит, нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим», — когда перед ним выросла огромная фигура гладиатора. Перепуганный Паша выпустил в гиганта очередь из автомата, но гладиатор даже не пошевелился. Он подошел к ошарашенному Паше, вытряхивая из себя пули, и сказал: — У тебя плохое оружие. Душу этим не возьмёшь.

Гладиатор взмахнул мечом и снёс Паше голову, которая, вместе с телом, тут же испарилась, превращаясь в серую пыль. Паша мог бы гордиться, если бы знал, что его голову снёс сам Спартак. Старший лейтенант Антон Короленков не видел своих бойцов, но предчувствие его не обмануло – в траве творилось что-то непонятное. Последнее, что он почувствовал, нож на горле, а потом захлебнулся в крови.

Хутин долго всматривался в степь, но видел только гуляющий по ней ветер, волнами пригибающий траву. Внезапно что-то мелькнуло в траве и Хутин, от неожиданности, покрылся липким потом. Он вспомнил слова Чапаева из кинофильма и понял, что тот был прав – место командира сзади, а не впереди, на сером, как у него, коне. Из травы выбрался избитый десантник с поднятыми руками, который промолвил: «Не стреляйте, это я!» — как будто его кто-то знал. На шее у него висела табличка с неприличной надписью о Хутине.

— Прикажете расстрелять дезертира? — спросил бывший министр обороны Сергий Кугетович Шойногу. Хутина, страдающий какоррафиофобией[47], не волновала судьба десантника, а только успех его участка фронта. Поэтому он жёстко сказал: — Сжечь поле и танки вперёд!

Заработали «грады» и всё поле вдали вспучилось взрывами, а потом вспыхнуло высоким пламенем, которое ветер погнал на них. «Идиоты, не предусмотрели!» — злился Хутин, хотя винить следовало себя. Все танки умчались вперёд, оставив бронеавтомобиль «Волк», на который пересел Хутин. Рядом мчались бронеавтомобили охраны. Бросив взгляд вправо, на соседний бронеавтомобиль, Хутин увидел голого водителя, высунувшегося в окно. «Какого хрена!» — возмутился Хутин, а присмотревшись, застыл от ужаса, – за рулём находился голый гладиатор с желто-синей лентой на лбу.