Чужие ошибки или рассказы неудачников - [20]

«Несколько позже» означало пять-семь лет.

Так я остался проживать в общежитии.

В конце зимы я угодил в больницу с переломом копчика. После оттепели неожиданно ударил мороз, появилась гололедица, я поскользнулся и упал, расшвыряв в разные стороны сумки с продуктами. Какие-то люди подобрали их и погрузили вместе со мной в машину скорой помощи. Затем эти сумки принесли в мою больничную палату. Спросили, что с ними делать. Бутылки с молоком и кефиром разбились, на пачку со сливочным маслом кто-то наступил. Из десятка яиц не осталось ни одного целого. Печенье вывалилось из кулька и раскрошилось. И только с консервными банками ничего не произошло.

Медсестра спросила, сообщили ли моей жене о нечастном случае.

Я раздраженно ответил: «Оставьте меня в покое! У меня нет жены. А сумки швырните в мусорный контейнер».

Медсестра была пожилая женщина и, вероятно, не умная. В палате, куда меня поместили, находились еще четверо пациентов. Всем им было скучно. И потому они внимательно следили за происходящим. Медсестра могла бы проявить деликатность и не устраивать расспросов, но ей, видно, тоже было скучно. Она принялась громко выспрашивать: «Как же это так, милок? Ты уже не мальчик, а еще не женат! Нехорошо. Надо было жениться, а не валять дурака. Тогда бы к тебе жена приехала. А так кто приедет? Мамаша?»

Потом она внимательно поглядела на мои щеки и затараторила: «А ты случайно не туберкулезный? Вон у тебя какой румянец, нездоровый румянец, позову-ка я доктора! Пусть придет и посмотрит. Если ты туберкулезный, то здесь тебя держать нельзя. Не разрешается. Тебя нужно изолировать, иначе ты всех тут заразишь. Да, да, всех до единого!»

Я не успел ничего ответить. Медсестра ушла и привела дежурного врача. Он тут же спросил: «У вас повышенный гемоглобин?»

«Если бы это был туберкулез, меня не взяли бы служить в милицию, – нахмурившись сказал я. – Я лейтенант милиции, инспектор. Понятно?»

Доктор и медсестра удалились, а трое моих соседей по палате вскочили со своих кроватей и стали разглядывать меня, как редкого урода.

«Вон что получается, – сказал один из них. – Ты, оказывается, мильтон. А мы, чтобы ты знал, таких, как ты, не уважаем. Да. И от чистого сердца желаем тебе, что бы провалялся здесь целый год!»

Я был обездвижен, не мог даже повернуться на бок. Мне было горько и досадно находиться в таком беспомощном положении. Но до чего же горько было слышать оскорбления от этих троих! Они оказались фабричными рабочими. Обычные трудовые люди, но какие недалекие, грубые и невоспитанные.

Они стали ругать органы правопорядка, громко рассказывая анекдоты про милиционеров, курьезные случаи и факты превышения должностных полномочий. То хохотали, то сквернословили.

Они презирали меня за мой выбор. И отказались помогать мне. Никто из них не выполнил ни одной моей просьбы – даже позвать медсестру, подать чашку или поднять соскользнувшее на пол одеяло. Тоска и печаль. К этому прибавилось одиночество, потому что меня никто не навещал – некому было. Мне пришлось довольствоваться лишь унылой больничной едой, а домашней меня никто ни разу не угостил.

Никогда я не забуду тех дней, проведенных в больнице… Но я не мог знать, что и вся моя дальнейшая жизнь потечет подобным образом. Я буду сталкиваться с неприятностями чаще, чем обычные люди. Всевозможные затруднения и скверные обстоятельства будут сопровождать меня месяц за месяцем, год за годом. А радости обойдут стороной.

Когда я поправился и вернулся на службу, со мной стряслась новая беда, посерьезней прежней.

Ко мне в общежитие приехал двоюродный брат. Появился неожиданно. Я лежал на кровати, читал книгу, и вдруг входит мой родственник и показывает командировочное удостоверение. И говорит: «Командировочка на три дня! Послезавтра уезжаю. Понимаешь? Чего молчишь? Давай вспрыснем встречу!»

При себе у него было две бутылки вина.

Мы выпили, вспомнили прошлое. Я пожаловался на одиночество, рассказал о Наташе, описывая все, что произошло, как самую страшную реальность. Я хотел вызвать у брата сочувствие. Он был открытый, общительный человек. Я сказал, что хочу прослужить в милиции до пенсии, это место меня устраивает, вот только нужно запастись терпением, ожидая предоставления квартиры. Но было бы лучше ждать не в одиночестве, а рядом с хорошей женщиной.

Я спросил: «Нет ли у тебя симпатичной и незамужней знакомой в этом городе? Я пока что лейтенант и прописан в общежитии, но надеюсь получить от жизни все, что положено».

Стоило мне это произнести, через минуту в дверь постучали. Пришла дежурная по общежитию – с жалобой на двух незнакомцев, которые в нетрезвом виде явились с улицы и требуют пустить их к какому-то приятелю со второго этажа.

«Спуститесь вниз, поговорите с этими нахалами, – сказала дежурная. – Ведь вы все-таки милиционер. А если наденете милицейскую форму, будет эффектнее».

Я надел форму, спустился вниз. Два подвыпивших грубияна, неприлично жестикулируя, оскорбляли нашего завхоза. Разгоряченный вином, я закричал: «Эй вы! А ну, оставайтесь на месте! Предъявите документы!»

Один из нахалов бросился ко мне и ударил по зубам. Не помогла даже моя милицейская форма. Сильным ударом меня сшибли с ног.