Чужеземные тропы, незнакомые моря - [111]

Внезапно стало тише. Казалось, будто силы льда иссякли… Прочный корпус корабля пришел в движение и, невредимый, снова занял исходное положение. Отчаяние людей сменилось бурным ликованием: их славный корабль выдержал ледовое крещение…

На следующий день определили местонахождение судна, оно оказалось рекордным — 83° 24' с. ш. Но, с другой стороны, стало очевидно: если не наступит решительной перемены, то дрейф пронесет их в нескольких сотнях километров южнее полюса. Однако Нансен предусмотрел и такую возможность. Хотя ему было всего 32 года, он обладал уже солидным полярным опытом. Ведь семь лет назад с несколькими спутниками, в том числе и с Отто Свердрупом, он первым пересек Гренландию. Тогда Нансен пришел к убеждению, что этот самый большой остров нашей планеты покрыт сплошным льдом толщиной от двух до трех тысяч метров. В подходящий момент Нансен решил, что ему лучше всего оставить судно и добраться до полюса по льду. Разве путешествие через всю Гренландию на санях и лыжах не было подготовкой к этому решающему марш-броску?

Сопровождать его должен был лейтенант Иогансен.

Два смельчака были экипированы самым тщательным образом. У них в числе прочего были нарты с собачьими упряжками, лыжи и два каяка: в случае нужды они могли бы на обратном пути добраться до Шпицбергена по открытой воде.

Это было невероятно смелым предприятием! Тем не менее особых шансов на то, что Нансен и его спутник первыми в истории дойдут до полюса, не было. Ведь «Фрам» находился всего на 84° с. ш.

Впрочем, с другой стороны, ни одна экспедиция не располагала таким далеко выдвинутым вперед форпостом.

После нескольких разведочных вылазок 14 марта 1895 года настал, наконец, день расставания с «Фрамом». Сопровождаемые салютом из ружей и винтовок, оба норвежца двинулись навстречу своему великому подвигу. Но пусть дневник Нансена — этот несравненный документ человеческой преданности науке — сам расскажет о том, как протекала их отчаянная схватка с природой.

14 марта. «Итак, мы отправились навстречу Безмолвию. Впереди простирались большие пространства ровного льда, и поэтому мы, все больше удаляясь от товарищей, быстро продвигались в Неизвестность, где нам двоим и собакам предстоят долгие месяцы одиночества. Нам часто встречались торосистые и неровные льды, где нарты приходилось подталкивать, а иногда и тащить волоком. Не раз они опрокидывались, и тогда немалых трудов стоило снова поставить их на полозья. Порядком измученные всей этой работой, мы сделали, наконец, в 6 часов вечера привал, пройдя за этот день всего девять километров. Не на такие дневные переходы я рассчитывал…»

20 марта. «Чудесная погода для езды на санях; великолепный закат, но холодновато, особенно по ночам в спальном мешке (температура держалась от —41° до —42° С). Лед, чем дальше вперед мы идем, становится как будто все ровнее; местами кажется даже, что едешь по материковому льду Гренландии. Если так и дальше пойдет, это будет не экспедиция, а увеселительная прогулка… Единственная неприятная вещь — холод. Одежда наша к концу дневного перехода все больше походит на ледяной панцирь, а ночью на компресс…»

24 марта. «Лед становится хуже. Вчера был трудный день. Все же мы немного продвинулись вперед, но, боюсь, не больше чем мили на полторы. Иной раз к вечеру мы бывали настолько сонными, что глаза слипались и мы засыпали на ходу… Если где-нибудь за холмом или за цепью торосов можно было укрыться от ветра, мы обычно там останавливались. Иогансен кормил собак, а я ставил палатку и как можно скорее готовил ужин. Затем раскладывался спальный мешок и вход в палатку тщательно закрывался. Чтобы одежда оттаяла, мы залезали в мешок и, прижавшись друг к другу, щелкая зубами, лежали час или полтора, пока немного отогревались. Это было совершенно необходимо. Наконец одежда размягчалась, но только затем, чтобы утром, через несколько минут после того как мы вылезали из мешка, снова обледенеть и затвердеть…

Так, дрожа от мороза, мы дожидались, чтобы поспел ужин».

29 марта. «Наши мучения продолжаются, но мы, хоть и очень медленно, продвигаемся. Лед средний, не такой, как я ожидал раньше. Часто встречаются бросающие нас в дрожь огромные нагромождения ледяных хребтов; они отнимают очень много времени. Приходится уходить вперед, искать дорогу и, как правило, делать большие обходы. Положение ухудшается еще тем, что собаки очень устают и стали медлительней, а главное, нам постоянно нужно распутывать постромки и развязывать проклятые скрученные узлы. Развязывать их все труднее, потому что собаки мечутся в разные стороны. Иногда они перекусывают бечевку и убегают, нередко увлекая за собой еще одну или двух других. Их приходится ловить, а постромки снова связывать узлами, потому что сращивать их как полагается нет времени. Последний хребет был самым худшим, тем более что перед ним в глубоком льду зияла трещина. Когда мы попытались переправить через нее первые нарты, все собаки провалились, и их пришлось вытаскивать, причем одна собака ускользнула из упряжки и убежала. Вторые нарты при переправе полностью провалились в расщелину. Мы вынуждены были их разгрузить, вытащить груз наверх и вновь уложить. На это ушло много времени. Но затем нужно было еще сбросить вниз собак и вытащить их на другой стороне. Когда мы добрались, наконец, до подходящего места, где можно было расположиться лагерем и поставить палатку, то установили, что термометр показывает минус 43°…»