Чужеземные тропы, незнакомые моря - [100]

Барт узнал, что могущественная партия фульбе решила убрать его с дороги. Постоянные лишения и волнения подточили его здоровье; заболев лихорадкой, он слег как раз тогда, когда прошел слух о готовящемся нападении. Сиди Алауте оказался предателем, постоянно поддерживавшим конспиративную связь с недоброжелателями Барта. Даже ночью ему не давали покоя. Барт и немногие, кто оставался ему верен, в том числе слуга Мохаммед, сопровождавший исследователя с самого начала экспедиции, круглосуточно несли вахту.

К счастью, были у немца не только враги, но и друзья. В числе их — Эль-Бакай. В конце концов Барт переселился в его палатку — вне черты города. Прошли месяцы…

Оправившись от болезни, Барт, охраняемый лейб-гвардией шейха, стал предпринимать дальние экскурсии в пустыню с целью изучения жизни кочевников и их истории.

Но не мог же он вечно оставаться под защитой шейха, не говоря уже о том, что с тех пор, как он начал в Триполи свое путешествие, прошло более четырех лет — четырех долгих лет в чужом мире. Нужно было подумать о возвращении. Значит, снова предстоял долгий путь, полный опасностей, приключений, лишений. Хорошо, если бы можно было из Тимбукту направиться прямо в Триполи! К сожалению, этого сделать нельзя, ибо предварительно нужно снова побывать в Куке. Там остались багаж Барта и записи. И кроме того, на пути от Куки до Триполи он опять будет под защитой шейха Омара. Итак, в путь! Но, прежде чем тронуться из Тимбукту, Барт решает сделать нечто необычное, такое, что отпугнет его недоброжелателей, только и ожидающих случая схватить его. И вот однажды Барт собрал всех в лагере я продемонстрировал им стрельбу из своего шестизарядного кольта. Арабы, знавшие только неудобные кремневые ружья, были глубоко потрясены. Никто и ранее не отваживался усомниться в храбрости Абд эль-Керима; теперь же все убедились еще и в том, что ему подвластны сверхъестественные силы.

Удовлетворенный этой демонстрацией, Барт отметил в своих путевых записках:

«Это оказало громадное влияние на мою дальнейшую безопасность. Люди думали, что я ношу с собой много оружия и могу стрелять столько раз, сколько заблагорассудится».

Вскоре после этого в лагере появилась группа вооруженных людей. Их вожаком был Али Хамед — араб, сын шейха Хамеда, которому приписывали участие в убийстве майора Ленга[353]. Как-то распространился слух, будто Барт сын убитого англичанина. Совершенно ясно, стало быть, зачем Али Хамед появился в лагере: он ищет повода к немедленной ссоре с ненавистным европейцем. Проходят дни, полные драматического напряжения. Но внезапно Али заболевает. В палатках начинают шептаться, а на следующий день араб Али Хамед лежит мертвым. Теперь всем ясно: Абд эль-Керима защищает непобедимое волшебство, он неуязвим, и лучше отпустить его невредимым, чем навлечь на себя несчастье.

Так оно и было. 8 апреля 1854 года, после 7 месяцев пребывания в Тимбукту, Барт начал марш обратно в Куку; несколько недель его сопровождал Эль-Бакай.

…Европа долго ничего не слыхала про Генриха Барта. Его считали пропавшим без вести; некоторые газеты даже поспешили опубликовать некролог. Когда Барт возвратился в Средний Судан, до него дошли слухи, будто бы на его розыск направлена спасательная экспедиция. Но он не придал особого значения этой болтовне. Однако случилось нечто невероятное. В конце 1854 года караван вошел в глушь девственных лесов Буиди, расположенных в нескольких сотнях километров от Куки, и тогда произошло следующее:

«В сопровождении моего верного слуги Мохаммеда я, едучи верхом, опередил караван примерно на три мили, когда вдруг увидел приближавшегося ко мне необыкновенно выглядевшего молодого человека. У него был белый как снег цвет лица, показавшийся мне после долгих лет, проведенных в Африке, почти болезненным. Я увидел, как один из сопровождавших его чернокожих, мой бывший слуга Мади, очень растерянный, бросился к белому и шепнул ему несколько слов. Европеец — это был посланный искать меня доктор Фогель[354] — немедленно пришпорил коня и быстро подъехал ко мне. Ошеломленные неожиданностью, мы приветствовали друг друга, не сходя с лошадей. Никто из нас не мог предположить, что мы встретимся здесь, в девственном лесу. Тут же, в гуще дикого леса, мы спешились. Из седельного вьюка я достал небольшой мешок с запасом еды и приказал сварить кофе. Все было совсем как дома! Более двух лет я не слыхал ни немецкого, ни вообще какого-либо европейского слова, и для меня было величайшим наслаждением побеседовать на родном языке. Но скоро наш разговор коснулся темы, которую никак нельзя было считать радостной. С величайшим огорчением я узнал, что в Куке для меня ничего не приготовлено и то, что привез с собой доктор Фогель, уже израсходовано.

Впрочем, это сообщение не было так неприятно, как другое, а именно, что у Фогеля не оказалось ни одной бутылки вина. Уже более трех лет я оставался без капли какого-нибудь тонизирующего средства, кроме кофе, и, часто страдая от лихорадки и дизентерии, чувствовал непреодолимую потребность в укрепляющем, живительном виноградном соке, благотворное влияние которого я уже раньше, во время длительных путешествий, испытал самым приятным образом.