Чужестранка - [286]

Сказав это, он чуть коснулся моей руки, лежавшей на колене.

– Иногда наши самые прекрасные поступки объясняются причинами, достойными раскаяния. Однако вы никак не могли поступить по-другому. Мы не знаем, что за участь Господь уготовил этому юноше, и, может быть, Он возжелал забрать его как раз тогда. Но вы не Бог, ваши возможности невелики даже в понимании того, что вы можете ожидать от себя.

Я поежилась от порыва холодного ветра и поплотнее закуталась в шаль. Увидев это, Ансельм показал на пруд и предложил:

– Вода теплая, мадам. Не хотите ли погрузить в нее ноги?

– Теплая?

Я недоверчиво уставилась на поверхность водоема. Конечно, я уже видела, что по краям пруда нет мелких льдинок, подобных тем, что образовывались в цистернах со святой водой, стоявших у церкви. А в рыбном пруду виднелись даже какие-то водоросли, спрятавшиеся в трещинах между камнями.

Чтобы побудить меня, Ансельм первым снял свои кожаные сандалии. У него были лицо и речь весьма образованного человека и конечности как у нормандского крестьянина – крупные и крепкие. Приподняв до колен подол, он свесил ноги в воду. Карпы отпрянули, но быстро вернулись и стали обследовать новый для них предмет.

– А они не кусаются? – осторожно спросила я, наблюдая за множеством прожорливых ртов.

– Нет, им не интересна живая плоть, – успокоил меня Ансельм. – У них не сильные челюсти.

Я скинула сандалии и погрузила ноги в воду: к моему удивлению, она была приятной для кожи температуры. Не горячей, а именно теплой – превосходный контраст с неприятным холодом снаружи.

– О, как это славно!

Я пошевелила в воде пальцами, что вызвало среди карпов маленькую панику.

– Неподалеку от аббатства из-под земли бьет несколько источников, – объяснил Ансельм. – Их горячая вода имеет целебные свойства.

Он показал на небольшое отверстие в каменной ограде в дальнем конце пруда, что было полуприкрыто водорослями.

– Из ближайшего источника сюда по трубе идет теплая вода. Поэтому в монастыре круглый год на стол подают рыбу. Без этого в обычной воде карпы бы не выжили.

Мы недолго помолчали, болтая в воде ногами; иногда на нас наталкивались рыбы, нанося своими телами довольно чувствительные удары. Из-за туч проглянуло солнце и одарило нас слабым теплом. Ансельм зажмурился, подставил лицо лучам и, оставаясь в таком положении, вновь начал:

– Вашего первого мужа – его, помнится, зовут Фрэнк? – тоже следует причислить к тем печальным обстоятельствам, с которыми вы ничего не можете сделать.

– Напротив, я могу кое-что сделать, – возразила я. – Я могу вернуться – наверное, могу.

Ансельм приоткрыл один глаз и с сомнением глянул на меня.

– Именно что «наверное». А может, и нет. Не нужно корить себя за то, что вы не стали рисковать жизнью.

– Дело не в риске, – заметила я и тронула пальцем пестрого карпа. – Точнее, не только в нем. В каком-то смысле я, разумеется, боялась, но главное… я не могла оставить Джейми.

Я растерянно пожала плечами.

– Не могла, и все.

Ансельм улыбнулся и открыл второй глаз.

– Хороший брак – один из самых драгоценных даров Господа, – сказал он. – Если вам хватило ума увидеть и принять этот дар, то вам не в чем каяться. А если поразмыслить…

Он оборвал свою речь и, как птичка, склонил голову на плечо. Помолчал и стал рассуждать дальше:

– Вы оставили ваши края приблизительно год назад. Ваш первый муж, вероятнее всего, почти смирился с утратой. Как бы он вас ни любил, терять свойственно всем людям без исключения, и это свойство мы умеем обращать себе на пользу. Очень может быть, что он уже начал вести новую жизнь. Правильно ли будет, если вы бросите человека, которому так нужны, которого любите и с которым связаны священными узами брака, чтобы вернуться туда и разбить его новую жизнь? В особенности если вы вернетесь, руководствуясь исключительно долгом, оставив здесь свое сердце… Нет, конечно!

Он решительно помотал головой.

– Никто не может служить двум господам одновременно, тем более женщина. Если тот брак был истинным, а этот, – он опять кивнул на гостевое крыло, – лишь временной привязанностью, то долг приказывает вам вернуться. Но вас связал Господь, и я полагаю, что вы обязаны посвятить себя шевалье. Теперь о другом вопросе: как вам следует себя вести. Это требует дискуссии.

Ансельм вытащил ноги из воды и вытер их подолом.

– Предлагаю перенести наш разговор в кухню. Надеюсь, брат Евлогий не откажет нам в теплом питье.

Подняв с земли упавший кусочек хлеба, я покрошила его рыбам и тоже стала обуваться.

– Вы не можете себе представить, насколько легче мне стало после того, как мы с вами об этом поговорили, – сказала я. – Тем не менее мне не до конца верится, что вы восприняли мой рассказ как правду.

Он пожал плечами и, пока я завязывала грубые шнурки сандалий, вежливо держал меня за руку.

– Ma chère, я слуга того, кто умел увеличить число хлебов и рыб[60]. – Он улыбнулся и кивнул на пруд, в котором по-прежнему подбирали крошки карпы. – Тому, кто исцелял болящих и воскрешал мертвых. Отчего же мне удивляться тому, что предвечный Господь по собственной воле переместил молодую женщину сквозь камни, стоящие на земле?