Чужая война - [36]

Ольга Кирсанова лежала неподвижно на высокой кровати под раздвинутым пологом точно так же, как это было вчера, позавчера и во все предшествовавшие дни. Вроде бы ничего не изменилось. Но на этот раз находящаяся в коме женщина была аккуратно причесана, на лице был заметен тонкий слой макияжа. Рука, к которой тянулась трубочка с физраствором, предусмотрительно прикрыта. Ни к чему лишний раз травмировать психику двенадцатилетнего ребенка. Зато вторая свободная рука Ольги лежала поверх белоснежного покрывала. Окно в палате было зашторено, и единственным источником освещения являлся рассеянный луч, делавший черты женщины мягкими, а не до конца зажившие ссадины — почти незаметными.

Кирсанов в волочащемся по полу халате медленно и осторожно приблизился к матери. Слегка приоткрыв рот и не моргая, он поначалу неотрывно разглядывал ее, не в силах произнести первых слов. В голове его до сих пор не могло уложиться, что он будет разговаривать с мамой, а она с ним — нет.

— Привет, мама… — наконец смог прошептать мальчик. — Ты такая красивая… А я вернулся… Ты слышишь меня? Я прилетел. И буду тебе помогать… Ладно?..

Неожиданно, под влиянием какого-то внутреннего импульса, Иван опустился возле кровати на одно колено и осторожно коснулся губами неподвижной руки Ольги, запечатлев на ней мягкий поцелуй. Затем он просто уткнулся в нее лбом и остался стоять в такой позе, с трудом сдерживая слезы.

— Я очень люблю тебя, мамочка… — сказал он дрогнувшим голосом. — Пожалуйста… Проснись, а?..

Тем временем Голощапова покорно ждала Ивана с противоположной стороны двери в палату Кирсановой.

— Что-то он притих, — подала голос дежурная медсестра, расположившаяся за столом в коридоре.

Елизавета Михайловна обернулась.

— Пусть… — По губам скользнула грустная улыбка.

Неожиданный телефонный звонок прервал их наметившийся было диалог, и девушка проворно подхватила белоснежную трубку.

— Вторая реанимация… — проинформировала медсестра невидимого собеседника. Несколько секунд молча слушала. — Нет, такой не появлялся пока… Хорошо, не буду препятствовать… А она тут, да. — Она помолчала еще немного, а затем повесила трубку. Подняла зеленые круглые глаза на Голощапову. — Елизавета Михайловна, вас в отдел кадров зайти просят, что-то подписать надо.

— Обязательно сейчас? — Слова медсестры отвлекли экономку-сиделку от каких-то сокровенных размышлений. — С минуты на минуту ребенок выйдет…

— Не волнуйтесь, — улыбнулась девушка. — Я-то на месте… Сходите в кадры, там народ обидчивый. На лифте на четвертый этаж поднимайтесь, и сразу увидите, рядом с бухгалтерией…

Елизавета Михайловна раздумывала еще с минуту, прикидывая, как же ей все-таки следует поступить, затем молча кивнула в знак согласия и торопливо направилась к дверям лифта.

— Слушали бы свою попсу в другом месте!.. — неожиданно набросилась на Мошкина Наталья Кухарина. — А здесь больница все-таки, понимать надо!..

После того как Лавр в сопровождении представителя местной администрации поднялся наверх, Санчо некоторое время слонялся по просторному вестибюлю, меряя шагами безупречно чистый кафельный пол. Затем, заметив, что немолодой усатый охранник бросает на него поверх газеты крайне неодобрительные взгляды, а супруги Кухарины смотрят на него так, что удивительно, как это он до сих пор не испепелился, Мошкин, не найдя другого места, уселся на скамейку рядом с Натальей. Осторожно извлек из нагрудного кармана наушники-пуговки, пристроил их в ушах, щелкнул кнопкой прицепленного к поясу плеера и блаженно забылся.

Однако из-за гробовой тишины в вестибюле даже негромкое воспроизведение записи оказалось слышным для окружающих. И нервы Кухариной не выдержали. Вот только разобраться, что это была не попса, а классическая опера, она не сумела.

— Чего? — Мошкин недовольно выковырял из ушной раковины один наушник.

— Не дискотека тут, говорю! — Почувствовав, что Санчо не проявляет по отношению к ней видимой агрессии, Кухарина стремительно ринулась на него в атаку.

Мошкин выключил плеер, смотал шнур и аккуратно упрятал его в карман на прежнее место. Хмуро посмотрел на переносицу женщины. Александр где-то слышал, что подобный взгляд дает огромное преимущество в споре.

— Я на дискотеки не хожу, — спокойно произнес Санчо. — Вышел, к сожалению, из нежного возраста уже давно. И в молодости — никаких танцплощадок. Прыгал из окон и товарняков — это было.

— А теперь детей крадете? — не унималась Наталья.

Ее слова неожиданно сильно задели Александра. В самом деле, есть же такая вещь, как презумпция невиновности. Даже менты это понимают. Зато таким вот сварливым теткам это объяснять бесполезно. И ладно бы она действительно за ребенка переживала, а то ведь и ежу ясно — за деньги боится, что не ей достанутся…

— Ребята, я в мемуары пустился для примирения, а вы мне — по губам… — с укором бросил он им. — Интересно, когда посторонних рядом нет, вы вот так всю дорогу друг друга кушаете?

— Что мы кушаем — не ваше дело! — огрызнулся Олег Борисович.

Все это время он сидел молча и сосредоточенно грыз ногти на правой руке. Мысли, одолевавшие господина Кухарина, были далеки от оптимистических. То, как обошелся Лавриков с инспектором, а также это проникновение в клинику без специального пропуска по звонку в серьезные ведомства, мягко говоря, настораживало.