Чужая страна - черника - [36]

Шрифт
Интервал

— А ты по-фински должна была бы с ним говорить.

— Опять ты твердишь одно и то же. Не верю я тебе.

— Но так обстоит дело.

— Назови хоть одну причину.

Послышался вздох. И снова засопела трубка, на этот раз яростно.

— Если Пертти… Когда он… Слова составляют пары с понятиями… Я не могу это в точности объяснить…

— Так же, как ложь не обращается в правду.

— Есть различные слова…

— Слова как слова.

Когда Рахикка злился, его голос понижался, и казалось, будто он говорит из бочки. Так и теперь он говорил этим голосом как из бочки:

— Хорошо. Возьмем что-нибудь для примера. Ты знаешь, что означает слово «мягкий»?

— Сказать тебе по-шведски?

— Нет, по-фински.

— Ну, это когда человек добрый, нежный… — Улла чуть-чуть хихикнула. — И может ласкать маленького…

— Совершенно верно. И это такое, до чего нельзя дотрагиваться. Так?

— Глупый ты.

— А теперь я скажу тебе другое слово: милд. О чем оно тебе говорит?

— Это что-то по-шведски.

— Верно, «милд» — по-шведски «мягкий».

— Милд, милд! — Улла произнесла это слово тихо, а потом громко.

— Ну, а что ты думаешь, когда слышишь, что шведы говорят «милд»?

— Мягкий, конечно, добрый и нежный… и ласковый…

— Видишь, как легко ты выучила новое слово. Но вот подумай, почему это тебе далось так легко?

— Потому что ты учил меня этому.

— Нет.

— Потому что это такое удобное слово. Короткое.

— Нет, ты выучила его потому, что у тебя уже было наготове содержание этого слова по-фински. Тебе оставалось только поставить рядом с финским «мягкий» другое слово — «милд». Но если бы у тебя не было понятия о мягком, добром и нежном, что тогда?

— Тогда мне нужно развешать простыни на веревке.

— Ты и тогда могла бы научиться говорить милд, — поспешно заговорил Рахикка, — но это слово ничего бы для тебя не означало, ты повторяла бы его как попугай: милд, милд, милд. Ты могла бы осознать содержание слова только тогда, когда ты бы испытала, увидела, что «нежный», милд, — это то-то и то-то, и выглядит оно так-то и так-то, делает то-то и то-то. И все это нельзя охватить одним взглядом, как стул или стол: это понятие связано с другими. Это же относится и к чувствам. Тебе пришлось бы начать с самого начала, смотреть на чудеса мира глазами ребенка или остаться без слов.

— Ты имеешь в виду Пертти, ты говоришь о нем…

— Да, о нем.

— Что он будто бы остался без слов…

— Ну, он знает названия немногих предметов, но…

— Не стану я тебя слушать.

Улла показалась из-за угла и начала развешивать простыни. Рахикка подошел к ней. Улла исчезла за простыней. Рахикка последовал за ней. Лучи закатного солнца падали на простыню, и Янне на минуту увидел силуэты Рахикки и Уллы. Рахикка был как толстяк в кино, Улла казалась призраком с неестественно большой головой: она собрала волосы наверху, на макушке. Призрак тряс гигантской головой. Толстяк говорил и жестикулировал.

— Когда вы приехали в Швецию, Пертти был еще такой маленький. Он не умел говорить толком по-фински.

— Подвинь ко мне поближе корзину.

— Если б он хоть дома слышал финскую речь.

— Смотри-ка, как полиняла блуза.

— У бессловесного чахнет душа.

— Ах, ты волочишь простыню по земле!

Янне слышал лишь отдельные слова и обрывки фраз, а потом и их перестал слышать: Улла и Рахикка ушли дальше с корзиной. И Рахикка все говорил и говорил. Наконец они вернулись обратно к пню. Улла посетовала на свою промокшую холодную одежду и пошла через двор домой.

— Подумай все-таки над этим! — крикнул Рахикка ей вслед.

Прежде чем дверь Лемпиненов закрылась, Янне был уже у ореховых кустов. Оттуда он выбежал на дорогу и, насвистывая, поднялся во двор. Когда он подошел к Рахикке, тот сидел, свесив голову на грудь и почти закрыв глаза.

— Вот, я принес спички! — выкрикнул Янне.

— А, принес… Хорошо.

— Но они тебе, наверное, не нужны.

— Почему?

— Твоя трубка уже зажжена.

Рахикка с минуту непонимающе глядел на дым из трубки, затем по его лицу расползлась беспомощная, чуть виноватая улыбка.


Поздним вечером, когда весь двор затих в ожидании ночи, Янне услышал за стеной голос Уллы. Она спрашивала у Пертти слова.

— Милд, — сказала она. — Что означает «милд»? И что «мягкий»?

Пертти не отвечал.

19. Почему молчит труба…

— Так, значит, приходится уезжать…

Улла говорила медленно, временами совсем умолкая. В такие мгновения Янне думал, что она сказала все, что хотела сказать, но она тут же продолжала:

— Вот уж во что бы не поверила, если б даже…

И снова Улла умолкла и, наклонившись, стала разрывать старую газету на длинные полосы; она засовывала их в промежутки между посудой, вложенной в картонный ящик.

— Кто-нибудь мне сказал…

Рахикка залез в кухне на стул и отцеплял лампу с абажуром.

— Вот так-то, — донесся из-под потолка его голос, — завтра ты уже увидишь новые места, ты бывала когда-нибудь в Лахти?

Улла распрямилась.

— Сдается, проезжала когда-то мимо в поезде. Это не там ли мачты и…

— …большой трамплин, — подсказал Янне.

— А еще там много мебельных фабрик, — сказал Рахикка. — Из тебя там может выйти столяр.

— Ну, если в Лахти упаковщицу называют столяром, тогда конечно, — засмеялась Улла.

Рахикка расслабил винты декоративного колпака в виде сахарной головы и высвободил лампу. Потом он свесил лампу на проводе и сказал:


Рекомендуем почитать
Пуговичная война. Когда мне было двенадцать

Так уж повелось испокон веков: всякий 12-летний житель Лонжеверна на дух не переносит обитателей Вельранса. А каждый вельранец, едва усвоив алфавит, ненавидит лонжевернцев. Кто на уроках не трясется от нетерпения – сбежать и проучить врагов хорошенько! – тот трус и предатель. Трясутся от нетерпения все, в обеих деревнях, и мчатся после занятий на очередной бой – ну как именно он станет решающим? Не бывает войны без трофеев: мальчишки отмечают триумф, срезая с одежды противника пуговицы и застежки, чтоб неприятель, держа штаны, брел к родительской взбучке! Пуговичная война годами шла неизменно, пока однажды предводитель лонжевернцев не придумал драться нагишом – позора и отцовского ремня избежишь! Кто знал, что эта хитрость приведет затянувшийся конфликт к совсем не детской баталии… Луи Перго знал толк в мальчишеской психологии: книгу он создал, вдохновившись своим преподавательским опытом.


Синие горы

Эта книга о людях, покоряющих горы.Отношения дружбы, товарищества, соревнования, заботы о человеке царят в лагере альпинистов. Однако попадаются здесь и себялюбцы, молодые люди с легкомысленным взглядом на жизнь. Их эгоизм и зазнайство ведут к трагическим происшествиям.Суровая красота гор встает со страниц книги и заставляет полюбить их, проникнуться уважением к людям, штурмующим их вершины.


Вы — партизаны

Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.


Мой друг Степка

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Алмазные тропы

Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.


Мавр и лондонские грачи

Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.