Чужаки - [17]

Последнее препятствие, которое Серега поставил на пути своего падения, оказалось таким хлипким, что Гуляю достаточно было дыхнуть на него перегаром, чтобы оно рассыпалось, как тот самый карточный домик, который считается символом всего непрочного. А может, и не было никакого препятствия, а только его видимость. Может, Серега слишком много совершил в этот день, чтобы совершить еще что-то. Так или иначе, но бутылка была распита на четверых. Затем появилась вторая. Ее почему-то поставил тот самый шофер, у которого Гуляй одалживал уазик. Пили в Синюхино, в Красновидово и, наконец, в Дерюгино на жальнике, на крутом берегу реки, где когда-то был похоронен какой-то Табуретов.

И все, что Серега видел вокруг себя, и все, что слышал, по мере того, как затуманивалась его голова, наполнялось особым смыслом, набирало значительности и вдруг растворилось само собой.

Проснулся Серега на чердаке. Он лежал на сене в штормовке и резиновых сапогах, а рядом нахрапывали Гуляй и Соус — тоже в полном обмундировании. По всей округе из конца в конец орали что есть мочи петухи.

Серега встал и спустился по приставной лестнице во двор. Видимо, было еще очень рано, может быть, даже ночь. Он прожил в здешних местах уже несколько месяцев, но так и не научился различать, когда кончаются серые ночи и начинаются пасмурные утра. Тихо-тихо, чтобы не залаяла собака, он открыл калитку и вышел на улицу. Но собака не залаяла, она еще спала в своей конуре или, может, решила, что все равно хозяева еще спят и никто не оценит ее усердия. И действительно, вокруг не было ни души. Серега спустился к речке, нашел мостик и умылся как следует, потом помахал руками, попрыгал, чтоб согреться.

Возвращаться туда, где он ночевал, ему не хотелось. Значит, нужно было как-то скоротать время, пока бригада проснется и придет в себя, чтобы начать работу. Серега насобирал веток, сухих листьев и стал разжигать костер. Листья быстро прогорали, а ветки никак не занимались. Он уже хотел оставить это занятие, но тут к нему подошел Гуляй, достал из кармана какие-то накладные, скомкал их, обложил со всех сторон ветками и поджег. Костер стал разгораться.

Некоторое время Серега и Гуляй молча смотрели на огонь. Потом Гуляй спросил:

— Похмеляться будешь?

Серега отрицательно покачал головой.

— Ну вот что, — сказал Гуляй, подсаживаясь поближе к огню. — говори мне все, как врачу в больнице. Вижу ведь, что у тебя в душе какой-то вредитель завелся. Таишься, а все одно видно. Так что давай выкладывай, какая там у тебя повестка дня. Может, по деньгам сокрушаешься, так мы тебе отдадим. И еще накинем, не сомневайся.

— Мне-то что, Степан Иванович, — ответил Серега. — Жена вот…

— Я так и знал, — перебил его Гуляй. — Ну что они себе позволяют… Вот иногда так задумаешься, правильно ли живешь? Может, лучше было бы обрасти семьей, посадить картошку? К детям я ласковый, честное слово, особенно к пацанам. Подумаешь, подумаешь — нет, как ни крути, а все это не для меня. Вроде бы и остепениться пора, и бабы хорошие попадаются, особенно из разводок, но не лежит у меня душа к семейному делу. Женщину понять можно, ей мужик в хозяйстве нужен, как корова или там, кабан. А нашему брату на кой хрен все это? Нет, я не за всех говорю, потому что, если правду сказать, барану живется лучше, чем какому-нибудь волку, его всегда накормят и соли дадут полизать, но по мне лучше повыть с голодухи, чем позволить таскать себя за рога. Только ты не подумай, что Гуляй бабам враг. Нет, я их даже очень жалею и понимаю душевно. За то они меня и любят. А то, что у них натура хозяйственная, так это очень даже хорошо для общества — каждая баба своему мужику отдел кадров. Он ей получку, она ему — миску щей. Хошь не хошь, а, работай.

— У меня жена хорошая, — сказал Серега, которому слова Гуляя не казались обидными.

— Да знаю, — сказал Гуляй. — Только по мне, чем лучше жена, тем она хуже.

— Это как? — не понял Серега.

— Да очень просто, — как-то криво ухмыльнулся Гуляй. — Есть у меня, понимаешь, кое-какой опыт семейной жизни. Еще когда я в армии служил, была у меня одна женщина, по имени Наташа. Она работала медсестрой в больнице. Сутки, значит, дежурила, а двое дома. Меня это как раз очень устраивало, потому что я шоферил и свободное время у меня случалось когда придется. А тут такое удобство — всегда можно заглянуть на огонек, пожрать, погреться и все такое…

Сынок у нее был лет четырех или пяти, помню, Антоном звали, но она его определила в детский сад на пятидневку. Но самое главное, не было у нее никаких таких бабских претензий, чтобы записаться и все такое, хотя она и знала, что я холостой. Заеду к ней на часок — она довольна, загляну на пять минут — тоже рада, а бывало, что я и по неделе у нее не появлялся, и не потому, что не мог вырваться, а просто так… Она это тоже понимала и скандалов не закатывала, а вязала мне носки. В общем, золото была, а не баба. И все при ней. Хотя королевой ее никто не считал но мне она нравилась.

Гуляй замолчал, пошарил по карманам, достал пачку «Беломора», закурил, как будто обдумывал, стоит ли продолжать свой рассказ, или жалел, что вообще его начал и теперь нужно продолжать.