Чувство вины - [18]

Когда машина остановилась возле моего дома, я бросил на Икара красноречивый взгляд, вкладывая в него всю свою гамму эмоций и чувств, а потом громко хлопнул дверью, не рассчитав силы. Не дожидаясь, пока я хотя бы отойду подальше, Икар сорвался с места и уехал, даже не попрощавшись. Кто знает, что он там для себя решил? Спешил он собрать вещи, чтобы уехать со мной или сбегал от этого соблазна, я не слишком хотел копаться в его кудрявой голове. Поэтому я неторопливо двинулся в сторону ворот, но не успел я даже дотронуться до замка, как из темноты раздался голос.

– Я хочу поговорить с тобой. – сказала Ева откуда-то сбоку, заставляя меня подпрыгнуть от неожиданности.

– Ева? Что ты здесь делаешь? – я стал оглядываться, прищуривая глаза, чтобы разглядеть её силуэт, но она будто слилась с окружающей действительностью.

– Я же сказала, что хочу поговорить, —ответила она с раздражением.

– О чем нам с тобой разговаривать? Я накосячил, сломал тебе жизнь, ты справедливо разозлилась на меня, подпортила мне лицо. Потом еще твоя мама добавила, но это уже не твое дело. Что тут обсуждать?

Внизу, у забора, что-то зашуршало, и в свете уличного фонаря вдруг возникла Ева. Её брови были нахмурены, а губы плотно сжаты.

– Почему ты рассказал? Я думала, что могу тебе доверять. – с горечью в голосе сказала она.

– Доверять? Почему вы все думаете, что я тот человек, на которого можно положиться? Я не железный и буквально рассыпаюсь на части, а вы хотите повесить на меня столько всего… Секреты, надежды, просьбы, как будто я познал истину и всё мне подвластно. Нет, я ни хрена не знаю, Ева! И секрет этот твой разболтал случайно, в порыве гнева, но какая уже теперь разница? Я не могу забрать слова обратно. Чего ты от меня хочешь?

– Я думала, что ты меня любишь.

– Я тебя даже не знаю толком!

– Но между нами была химия! – голос Евы сорвался на крик. Я заметил, как в её глазах заблестели слезы.

Мне ничего не оставалось, кроме как опять вздохнуть, закатить глаза и плюнуть уже на попытки всё всем объяснить и разложить по полочкам. Я подошел к ней и обнял, надеясь, что она не оттолкнет. Ева лишь прижалась покрепче, шумно выдохнув, и мы замерли на долгих три минуты, думая каждый о своем.

Честно говоря, этот июль выдался каким-то сюрреалистично сумбурным. Как будто артхаусный фильм ускорили втрое, и зритель едва успевает переварить просмотренное. Я хотел остаться здесь на пару месяцев, провести лето в доме, где я вырос, а потом вернуться отдохнувшим и вдохновленным. Но всё вышло из-под контроля и после долгих отчаянных объятий с Евой я шел на вокзал, побитый, раздавленный и опустошенный. Как герой из какой-то глупой мелодрамы, я постоянно косился на свой телефон, ожидая звонка или сообщения от Икара. Мне всё казалось, что он воспринял моё мимолетное предложение поехать со мной всерьез, и вот-вот его черные кудряшки покажутся в толпе. Мы бы взялись за руки, запрыгнули в автобус и укатили бы подальше от этого города, выходя покурить на каждой остановке. А потом, по приезде, мы бы устроили вписку в моей квартире, напились бы и стали целоваться прямо на глазах у гостей. Но это только если он придет. Сейчас я стою в курилке без единой сигареты в кармане и невидящим взглядом смотрю на заблокированный экран своего телефона. Вокруг я замечаю их периферийным зрением, парни в спортивных куртках, которые не стреляют сижки, оправдываясь тем, что "девочкам курить нельзя". Но разве я спрашивал у них разрешения? К этим парням я не питаю ненависти, я не питаю ненависти ни к кому, если честно, кроме непутевого себя, бесконечно разочаровывающего свою семью. Я ужасно запутался. Это место сводит меня с ума. Ожидая свой автобус, я чувствую одновременно и счастье, и тоску, и сожаление, и безмерную любовь, но совсем не к окружающему меня. Когда мы с Икаром говорили на пляже, он рассказал мне много всего личного, но все, что я помню – его влажные черные глаза. Длинные мягкие ресницы и зажмуренные от страха веки, а на губах признание за признанием. Такие самопальные, как выстрелы, с запахом пороха и боли. Икар ненавидит себя чуть ли не больше, чем я ненавижу себя. Но у меня теперь есть путь для отступления, моя Бэт-пещера, где никто меня не достанет, мне всего-то надо купить билет и провести несколько часов в коробке транспорта. У него такого нет. Только этот чертов городок и папа, который уже бил людей и за меньшее. Я представляю, как могли бы быть красивы губы Икара, накрась он их матовой темной помадой, как сияло бы его лицо переливами хайлайтеров, как пахли бы его смуглые щеки пудрой. Я вижу это так ярко, что скручивает живот и режет глаза, ведь у Икара только два пути: побег или смерть. Ева сказала бы: "А ещё борьба," – но что она знает? У нас с Икаром так много общего. Мы оба в плену гендерного рабства, оба должны стараться ради жизни, которую хотим. Весь этот цирк с переодеванием в человека, которому будет безопасно здесь жить. Борьба? Разве Икар похож на борца? Если он вступит в бой, то это будет драка насмерть, до последней капли крови, а у этого парня мышц много, но решимости в них мало. Драться, зная, что не победишь? Стоит ли?