Чувашские легенды и сказки - [83]

— Я сержусь, батюшка.

— Коли так, — отвечает поп, — снимай рубаху и ложись вон на лавку: кожу со спины буду сдирать.

И поп содрал полосу кожи шириной в три пальца.

Тунгай без копейки денег вернулся домой. Дома удивились такому скорому возвращению и спрашивают работника:

— Что ты так скоро вернулся?

— Заболел я, — соврал Тунгай. — Чирья на спине выскочили и никак не проходят.

— Что ж, если так, — говорит средний брат Тарал, — мне надо идти поискать работу.

Пошел Тарал в тот же город, явился на тот же базар и встретил там того же попа.

— Не знаешь, батюшка, не нужен ли кому работник? — спрашивает он попа.

— Я сам ищу работника, — отвечает поп. — Так что, если хочешь, иди ко мне. Работа не тяжелая: надо только ухаживать за скотиной да вывозить из-под нее навоз. А плата хорошая: за год можешь заработать триста монет. Правда, при том условии, если ты на меня не рассердишься. Кто первым рассердится, с того — ремень кожи шириной в три пальца со спины. Если ты рассердишься на меня, сдираю твою кожу со спины и выпроваживаю без копейки; если я рассержусь на тебя, сдираешь мою кожу, до срока получаешь триста монет и убираешься восвояси.

— Ладно, — говорит Тарал. — Я согласен.

Начинает он работать у попа. Работает день, работает два. И все бы хорошо, но никак не успевает убирать навоз за быком. Чем больше убирает, тем больше его накапливается. Идет Тарал к попу в дом и говорит:

— Я сержусь, батюшка.

Поп и со второго брата содрал кожу и выпроводил без копейки.

Стыдно Таралу возвращаться домой, а делать нечего.

Пришел и, не дожидаясь расспросов, сказал, что он, как и старший брат, заболел.

Ахвандюк, услышав про болезнь, рассмеялся:

— Такие здоровые мужики и вот, на тебе, один за другим расхворались.

Надо бы Таралу обидеться на младшего брата, да что с него, дурачка, взять, его слов все равно никто всерьез не принимает. Еще с самого детства считалось, что старший и средний братья умные, а младший не то, чтобы дурак, но близко к этому. Поэтому отец с матерью и не стали посылать его на заработки: уж если старшие вернулись ни с чем, что ждать от недоумка младшего?

Ахвандюк вызвался сам:

— Пойду и я поищу работу. Авось-небось!

Пришел он в тот же город, встретил на базаре того же попа и нанялся к нему в работники.

Убирает Ахвандюк с попова двора навоз и никак дочиста убрать не может. Только вывезет воз из-под быка, а там уже два, а то и три воза. Из сил выбился парень. «Так я долго не протяну, — думает Ахвандюк. — Надо что-то придумать».

И придумал.

Сходил на базар, купил длинный нож, а вернувшись домой, начал тот нож точить на точильном камне. Бык смотрел-смотрел на работника, почуял недоброе и заговорил человеческим голосом:

— Работник, ты зачем точишь этот нож?

— Сам знаешь, зачем: тебя резать, — отвечает Ахвандюк. — Хватит меня мучить. Не на того напал.

— А не боишься, что батюшка узнает?

— Нет, не боюсь. У нас же с ним уговор: если он рассердится на меня, я сдеру с него кожу и до срока получу триста монет.

— Не губи мою душу, Ахвандюк, пожалей. А тебе никаких хлопот со мной больше не будет, разве что какой-нибудь воз навоза за целый год.

Ахвандюк оставляет быка в живых. А тот, в свою очередь, держит свое слово. И началась для Ахвандюка райская жизнь: работы мало, а еды вдоволь, ешь — не хочу.

Поп заметил перемену в работнике и как-то выходит во двор и говорит быку:

— Ты что же ленишься навоз подваливать? Разве не видишь — работник от безделья брюхо наедать начал?

— Это верно, навоза от меня стало немного, — отвечает бык. — Но если будет больше, работник меня зарежет.

Задумался поп над тем, что сказал бык, вернулся в дом и говорит попадье:

— Нам что-то надо делать с работником. Он заставил быка придерживать навоз и теперь живет у нас припеваючи. Давай отправим его за Волгу, на луга, пасти овец. Все лучше, чем бездельничать.

— Пожалуй, надо отправить, — соглашается попадья.

Поп зовет к себе Ахвандюка и говорит:

— Ты вот что, работничек. Люди за Волгой овец пасут, отправляйся-ка и ты туда.

— Ладно, — отвечает Ахвандюк. — И могу взять не только овец, но и всех ягнят.

Переправили через Волгу овец и ягнят. Пасет их Ахвандюк рядом с другими работниками. И как-то вечером пригласил их к своему пастушьему шалашу да и говорит:

— Давайте-ка зарежем батюшкину овечку да сварим ее в котле, а то перебиваемся с хлеба на квас.

Соседи-пастухи чешут в затылках.

— Оно бы неплохо мясного супа похлебать, да что потом батюшка скажет? Небось, не похвалит?

— А я батюшки не боюсь, — отвечает Ахвандюк, — он мне ничего не сделает, если я перережу даже всех овец.

После таких слов осмелели пастухи. Зарезали одну овцу, потом другую, да так и до последней, тринадцатой добрались. Остались у Ахвандюка одни ягнята. Ну еще шкуры зарезанных овец в шалаше лежат, он их бережет, чтобы потом показать попу.

А поп выждал какое-то время, а потом говорит своей семнадцатилетней дочери:

— Давай-ка, дочка, переправимся на лодке за Волгу и попроведаем своих овечек, они, небось, уже успели жир нагулять.

Переправились они через Волгу, находят своего работника, и он им говорит:

— Да, овцы стали очень жирными.

— Покажи поскорей, — торопит его поп.