Чушь собачья - [44]

Человек в сером пиджаке скончался в больнице. Таким образом, на совести Винта было уже четверо убитых, но стопроцентно доказанным можно было считать только последнее убийство.

Ничего не объяснял и единственный уцелевший «бизнесмен». Он уверял следователя, что столкновение на вокзале было случайностью, и ни он, ни его несчастный товарищ никогда прежде не видели убийцу. Между прочим, как предсказывал Кряжимский, у этих людей оказалось все чин чином: оформленные командировочные документы, разрешение на ношение оружия и даже удостоверения работников некоего охранного агентства в Хабаровске. «Бизнесмен» уверял, что прибыл в Тарасов для получения особо ценного груза. Эти обстоятельства проверялись.

Неопределенность положения нервировала всех, начиная от Вельяминова и кончая мной, – такой сочный, насыщенный событиями материал повисал в воздухе. Однако никаких перемен не предвиделось. Винт продолжал молчать на допросах, на очных ставках, даже, говорят, в камере. Возможно, он вообще был неразговорчив.

Я настолько была раздосадована таким оборотом дела, что даже позабыла о зеленых глазах. Добровольский сам разыскал меня однажды в прокуратуре и в промежутке между деловым разговором обронил:

– Может быть, созвонимся, когда вы будете посвободнее?

Меня это тронуло, но я не хотела расслабляться – мне нужно было добить это дело.

– Все может быть, – загадочно произнесла я.

Ничего определенного я в виду не имела, но, тем не менее, мы обменялись служебными телефонами. В ту минуту я не подозревала, что его телефон мне понадобится очень скоро.

Но сначала мне позвонила Клавдия Дмитриевна. Каюсь, первой моей мыслью было: старушка хочет знать, когда появится газета с ее именем. Но дело оказалось в другом.

Клавдия Дмитриевна продолжала жить на даче и связь поддерживала с телефона, который имелся в конторе магазина, обслуживающего Затон. Поэтому сообщение ее опять носило характер уклончивости и недоговоренности.

– Приветствую вас, милочка! – начала она. – Узнали старуху?

Я заверила, что узнала бы ее, даже если бы меня разбудили ночью. Клавдии Дмитриевне мой ответ понравился. Она удовлетворенно посмеялась в трубку, а потом изрекла:

– Вы должны немедленно прибыть ко мне!

– Что опять случилось? – воскликнула я.

– По телефону я не могу этого сообщить, – гордо пояснила старуха. – Но вы должны захватить с собой парочку крепких мужчин!

– Вы собираетесь переезжать? – пошутила я.

– Я собираюсь преподнести вам сюрприз! – объявила Клавдия Дмитриевна. – Ну, все, я не могу больше разговаривать, милочка, на меня и так уже косятся… Имейте в виду – я вас жду. И не тяните, пожалуйста. Это не тот случай, когда можно позволить себе не торопиться!

Заинтриговав меня таким образом, Клавдия Дмитриевна повесила трубку. Уже наученная горьким опытом относиться к заявлениям бывшей адвокатессы серьезно, я стала прикидывать, как лучше выполнить ее рекомендации. В редакции было двое мужиков, но у Виктора еще не зажили раны на руках, а Сергей Иванович вряд ли мог претендовать на звание крепкого мужчины.

Вот тогда-то я и вспомнила про Добровольского.

Номер его служебного телефона был занят довольно долго. Потом незнакомый голос ответил мне, что Добровольского на месте нет и когда появится – неизвестно. Я попросила передать ему, что звонили из газеты «Свидетель», и стала ждать.

В процессе ожидания я неожиданно поняла, что все мои мысли сосредоточены не вокруг загадочного сообщения из Затона, а на одной проблеме: позвонит или не позвонит. Это уже был настороживающий симптом.

Я заставила себя думать о деле, но какой бы аспект его я ни разбирала, мои размышления опять сворачивали в одну точку – услышу ли я сегодня голос Вадима.

Итак, я назвала его про себя Вадимом, и это был второй настораживающий симптом. Кажется, болезнь начинала принимать нешуточные формы. Осознав это, я уже прикидывала, не рвануть ли мне в Затон в одиночку, чтобы устроить себе хорошую встряску, но в этот момент Добровольский позвонил, словно почувствовав, что творится у меня на душе.

– Привет! – просто сказал он. – Мне передали, что звонили из газеты, и я подумал, что это можете быть только вы. Что-то случилось или вы хотите просто поболтать?

– Может быть, я была бы не прочь поболтать немного, – ответила я. – Но, боюсь, что-то и вправду случилось. Как вы полагаете, Вадим, вы – мужик крепкий?

– Я крепкий! – не задумываясь, ответил Добровольский. – Вас кто-то обижает?

– Нет, но меня просили приехать к одному человеку, – пояснила я. – Желательно в сопровождении двух крепких мужчин. Я решила ограничиться одним и вспомнила о вас.

– И надо было начинать с меня, – сказал Добровольский. – Уверен, тогда бы вам не пришлось искать второго.

– Полагаете, что справитесь один? – засмеялась я.

– Безусловно, – ответил Добровольский. – Только скажите, куда и когда.

– Немедленно, – объяснила я. – Я и так уже здесь засиделась. А куда? Подъезжайте сначала в редакцию.

– Я буду через пять минут, – серьезно сказал Добровольский и тут же повесил трубку.

Я поняла, что сказанное надо понимать буквально, и сразу бросилась к зеркалу. Это было чисто инстинктивное движение, почти не контролируемое разумом. Русская женщина, конечно, и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет, но перед этим она непременно поправит прическу и подкрасит губы.