Чушь собачья - [13]

– У меня нет никаких оснований вам не верить, Любовь Георгиевна, – чистосердечно ответила я. – Не волнуйтесь и рассказывайте дальше.

– Дальше, собственно, и рассказывать-то нечего, – устало произнесла Токмакова. – Рано утром мы встали и пошли на автобус – своей машины у нас нет. Валера неважно себя чувствовал, но собирался на репетицию. Мы даже не ожидали… Ничего особенного мы ночью не слышали – я не слышала, а я сплю очень чутко – ни криков, ни стука, ничего. В общем, муж ушел в театр, а часов в двенадцать ко мне пришли. Сказали, что муж арестован по подозрению в убийстве, и потребовали, чтобы я рассказала, где мы были этой ночью. Я разволновалась, и, наверное, рассказ мой был не слишком убедителен. У меня создалось впечатление, что милиция не поверила ни единому моему слову. Они меня особенно ни во что не посвящали, но по намекам стало ясно, что нашего соседа ночью зарезали на даче. Кстати, и эту злосчастную собаку тоже. Но, послушайте, какой сноровкой нужно обладать, чтобы убить ножом такое злобное животное! Неужели непонятно, что обычный человек на такое не способен? Я пыталась убедить в этом горе-сыщиков, но они едва не подняли меня на смех. Сыграло роковую роль то, что Валерий Сергеевич проявил несдержанность в разговоре с этим несчастным. Его угрозу убить Гаврилова слышал весь дачный поселок. Разумеется, люди сообщили об этом в первую очередь. Ведь многим доставляет странное удовольствие унизить того, кто как-то выделяется из толпы. Подумать только – артист Токмаков убил человека, вы слышали?

– Мне кажется, вы немного преувеличиваете, Любовь Георгиевна, – мягко сказала я. – Конечно, вы очень расстроены, но, согласитесь, рассказав следователю о том, что они слышали, люди выполнили свой гражданский долг. Без свидетелей невозможно осуществлять правосудие, Любовь Георгиевна. И никакого унижения я тут, простите, не вижу. Просто Валерий Сергеевич повел себя несколько неосторожно.

– Наверное, вы правы, – с горестным вздохом сказала Токмакова. – Но ведь теперь Валера погиб! Я как представлю его в тюремной камере, рядом с отпетыми уголовниками…

– Не давайте волю своему воображению! – строго сказала я. – Что это за слова такие – погиб?! Истина все равно выйдет наружу, иначе и быть не может. Я обещаю вам, что все будет сделано, чтобы добиться этой истины!

– Я вам верю, – без энтузиазма произнесла Любовь Георгиевна. – Но ведь вы сами знаете, как сейчас работает милиция.

– Уверяю вас, не так уж плохо она работает! – решительно сказала я. – Не стоит руководствоваться слухами.

– Не говорите мне! – перебила меня Токмакова. – Им главное – состряпать дело, чтобы оно не превратилось в «висяк», а кто будет наказан – их совершенно не интересует!

– Вы насмотрелись сериалов, – сказала я. – Валерий Сергеевич известный в городе человек! Неужели вы думаете, что на него будет так просто повесить это убийство? Да ни один недобросовестный следователь на это не пойдет! Ведь за актером Токмаковым весь коллектив театра!

– Да? – жалобно сказала Любовь Георгиевна. – А знаете, сколько у Валерия Сергеевича недоброжелателей!

– Любовь Георгиевна! – укоризненно заметила я. – О чем вы говорите? В такие минуты люди проявляют свои лучшие качества, и все распри отходят на задний план.

– Вы не знаете театра! – вздохнула Токмакова.

Я не стала спорить. По-видимому, Любовь Георгиевна была убежденной пессимисткой. Убедить ее можно было только конкретными делами, но пока я не представляла, что следует предпринять.

– Ну, хорошо, – сказала я примирительно. – Давайте попробуем во всем разобраться. Гаврилов был убит в ночь на девятое июля. Как вам намекнули – да и нам, кстати, тоже, – убит ножом. Вы ничего не слышали и не видели. Но постарайтесь припомнить: когда вы утром покидали дачу, может быть, заметили что-то необычное? Ведь Гаврилов жил напротив вас.

– Абсолютно ничего! – с сожалением сказала Токмакова. – Ничего необычного. Да нам не было ни до чего дела. Валерий Сергеевич скверно себя чувствовал, а я на него сердилась. И мы спешили на автобус. Пожалуй, даже попадись нам в этот момент убийца, мы и его бы не заметили. Впрочем, я тут преувеличиваю, конечно. Если бы мы кого-то увидели, я бы непременно запомнила. Но вот если, скажем, кто-то просто зашел за куст, он вполне мог остаться незамеченным. Вообще я как-то путано объясняю, да?

– Нет, все достаточно ясно, – сказала я. – Но, может быть, еще что-то вспомните?

Любовь Георгиевна задумалась, а потом просияла.

– Господи, как же я забыла! Сегодня у нас на даче должен быть обыск. Меня просили никуда не отлучаться – за мной заедут.

– Что же они не провели обыск сразу же? – недовольно заметила я.

– У них не было санкции, что ли, – неуверенно ответила Токмакова. – Но я нисколько не переживаю из-за этого обыска, Ольга Юрьевна. Сами посудите, ну что у нас искать? Неудобно только – на даче беспорядок оставили. Бутылки пустые… Пойдут разговоры, неприятно!

– Это далеко не самое неприятное, Любовь Георгиевна, – возразила я. – И переживать из-за этого беспорядка, как вы говорите, именно не стоит. Вот только бы…

Токмакова посмотрела на меня с тревогой, но я предусмотрительно оборвала фразу и постаралась изобразить на лице беспечную мину.