Чумной доктор - [28]

– Что это?

– Касторовое масло.

Его глаза расширились.

– Ты этого не сделаешь!

– Да ну?..

С этими многозначительными словами я отправился в мастерскую и поднялся наверх.

– Надеюсь, тебе понравится сегодняшний ужин, – сказал я на прощание.

Пусть Том помучается, гадая, действительно ли я намерен подмешать слабительное в его еду.

Впрочем, ушёл я не поэтому. На самом деле мне не хотелось, чтобы Салли и Том заметили, как мало я съел. Из-за всей этой истории с предполагаемым лекарством от чумы мы забыли одно очень важное обстоятельство: у меня по-прежнему нет денег. Если теперь мы будем кормить ещё и Салли, придётся очень жёстко нормировать еду. Конечно, следовало сказать об этом прямо сейчас, но я чувствовал себя неловко. Том всегда с таким нетерпением ждал обеда… Вместе с тем я хотел, чтобы Салли поняла: здесь не Криплгейт. Три года назад мастер Бенедикт приютил меня, дал понять, что я здесь в безопасности и я здесь нужен. Теперь я мог сделать то же самое для Салли, пусть даже всего лишь на несколько дней.

Я вздохнул. Должно быть, я ужасно глуп. Том уже понял ситуацию, и Салли тоже наверняка поймёт, если я ей объясню. И всё же мне не хотелось заводить этот разговор – во многом потому, что я чувствовал себя жутким неудачником. Мы с Томом пошли в ратушу, чтобы найти вора, влезшего в мою аптеку, – вернулись с пустыми руками. Хуже того: я понятия не имел, что теперь делать. Хорошо, что скоро, возможно, появится лекарство от чумы, но у меня было множество причин тревожиться. Из-за Мельхиора и его предсказаний – и того пророчества, которое касалось меня. А ещё – из-за воров, которые, как мы теперь знали, были соратниками и последователями чумного доктора.

Захваченный этими мыслями, я бегал кругами по комнате. Если бы я точно знал, что украли те люди, я мог бы во всём разобраться. Том считал маловероятным, что они унесли сокровище моего учителя, но зачем ещё воры полезли бы в мою аптеку? Том не мог ответить.

Даже если они не подслушивали наш разговор с Исааком, то наверняка увидели письмо на верстаке – с обведёнными буквами секретного сообщения. И как верно заметил лорд Эшкомб, это преступление было хорошо спланировано. Воры явно хотели заполучить нечто, принадлежавшее моему учителю. Но что? Золото – как я изначально думал? Или некий рецепт – как предположил эмиссар короля?

Или же, возможно, ни то ни другое… Я размышлял о подсказке, оставленной мне учителем: «Изучи наших птиц». Что это могло значить?

Я бродил по верхним этажам, копаясь в книжных стопках и ожидая, когда решение выскочит на меня само. Но если что и выскочило, то только здоровенный паук, ползающий по книге об итальянских средствах от чумы.

Поборов приступ паники, я заставил себя успокоиться и, когда сердце перестало бешено колотиться, схватил ближайший стакан и накрыл паука, поймав его в ловушку. Мне не нравились уродливые создания, но лапы, волоски и экстракт этого паука были ценными ингредиентами.

Я смотрел, как он царапает стенки своей тюрьмы. Мой взгляд скользнул по книге. Придерживая стакан, чтобы паук не удрал, я вытащил пухлый том. Итальянские средства от чумы… Разглядывая книгу, я вновь вернулся мыслями к тому, что сказал Генри.

Бенедикт Блэкторн был специалистом по чуме. Доктор Парретт говорил то же самое: «Насколько я знаю, чума тогда стала для Бенедикта чем-то вроде навязчивой идеи… Это как-то связано с его прошлым. Возможно с кем-то из прежних учеников…»

Я сообразил, что могу узнать больше об этой якобы одержимости. Мастер Бенедикт не только делал записи о своих исследованиях и экспериментах. Как оказалось, он также вёл дневник, где рассказывал о повседневных делах и делился своими мыслями. После смерти учителя я обнаружил целую стопку тетрадей, спрятанных под книгами, к которым никто не прикасался годами. Дневники охватывали всю его жизнь с тех пор, как он нашёл своего первого учителя – человека по имени Аллан Уэйд. Уэйд же, в свою очередь, учился у великого Джона Паркинсона – аптекаря короля Якова I и основателя нашей гильдии.

Первая тетрадь датировалась 1624 годом, когда мастеру Бенедикту было столько же лет, сколько сейчас мне. Я с трудом мог представить его учеником, каким теперь был я сам. Старые пожелтевшие страницы словно оживали от слов моего учителя.

Его почерк тогда был иным – почерк молодого человека, не такой аккуратный и изящный, каким он стал со временем. Впервые найдя эту тетрадь, я жадно поглощал страницу за страницей – записи четырнадцатилетнего Бенедикта Блэкторна, который жаловался, что его постоянно заставляют драить полы. Но чтение оставляло во рту привкус пепла. Переворачивая листы, я так сильно тосковал по учителю, что вскоре просто не смог продолжать – закрыл дневник и ушёл. Я вернулся к нему ещё раз – одной бессонной ночью – и долго читал при свечах. Оставалось лишь несколько страниц, когда та же тоска нахлынула на меня с новой силой. После этого я забросил дневники навсегда.

Теперь у меня появилась цель: прежний ученик мастера Бенедикта. Я припомнил рассказ Исаака. В этом веке эпидемия чумы обрушивалась на Лондон трижды – в 1603, 1625 и 1636 годах. Мастер Бенедикт родился в 1610 году, значит, в 1625-м ему сравнялось пятнадцать лет и он по-прежнему был учеником, но в 1636 году уже стал молодым мастером.