Чумазый Федотик - [10]
— Тише, товарищи… — прошептала Оля.
— Вот и кончился дождь, — громко сказал Тимофей Григорьевич. — Во-он и солнце показалось!
— Невероятно, совершенно невероятно, — пробормотал дедушка. — Получается, что Олино солнце помогло появиться настоящему?
И, стоя у открытого окна, они втроем громко рассмеялись. Оля была меньше всех, но смеялась громче всех.
— Рано, рано развеселились! — услышали они сердитый голос дяди Феди. — Шесть лет назад вот так же дождище перестал, а потом ка-а-ак… стра-а-а-ах, чего началося! У меня две штуки курицы чуть в луже не утопли! А потом еще и град вдарил! Корове моей чуть глаз не выбило! Нельзя на солнце надеяться! Кончайте веселиться и…
И Тимофей Григорьевич плотно закрыл окно и сказал:
— Прошу на прогулку в лес!
— Сейчас? — удивилась Оля.
— Зачем в лес? — поразился дедушка. — Там же… не просто сыро, а, так сказать, сверхсыро. Мы вымокнем!
— Конечно, вымокнем, да еще как! — весело согласился Тимофей Григорьевич. — Но мы же не сахарные! Солнце, — он широко взмахнул руками, — исполнило нашу просьбу — выглянуло! И мы должны верить солнцу, а не этому сердитому крикуну за окошком. Понимаете?
— Понимаем, понимаем… — восторженно прошептала Оля. — Мы должны верить, что солнце нас не обманет.
— Будем верить солнцу, а не дяде Феде! — воскликнул дедушка.
— Потому что! — торжественно провозгласил Тимофей Григорьевич. — Если мы будем верить солнцу, оно нас не обманет! В путь, дорогие товарищи!
Вполне возможно, вероятнее всего, это было совершенно случайным совпадением, но тем не менее факт остается фактом: с каждой минутой солнце светило все ярче и ярче, лучи его все теплели и теплели, пока не стали почти горячими.
Оля шла, впереди.
ЛЫЖИ СИНИЕ, ПАЛКИ КРАСНЫЕ…
— В каком смысле — разные?
— Ну-у-у… — почему-то недовольно протянула Оля. — Неужели не понимаешь? Ну все, все, все люди разные! Почему?
— Почему? — опять спросил дедушка. — Странный и совершенно непонятный вопрос. Все люди разные? А как же иначе? Кошки, например, тоже все разные.
— Мыши! Мыши! — радостно закричала Оля. — Мыши все одинаковые! Скажешь, нет?
— Скажу, нет. Они кажутся нам одинаковыми, потому что маленькие, а видим мы их мельком.
Они сидели за столиком в огороде и чистили смородину.
— Мыши ладно, — сказала Оля. — Но почему даже бабушки и то разные?
— А дедушки?
— Но ты-то у меня один, а бабушек две.
Дедушка строго посмотрел на Олю и грустно спросил:
— Разговор опять о лыжах?
Оля виновато посмотрела на него, кивнула и прошептала:
— Я не виновата.
— Я знаю.
И они молча чистили чернющие крупнющие ягоды, думая об одном и том же.
…Оле не разрешали кататься на лыжах, говорили, что сначала надо обязательно подрасти, прятали лыжи и палки тоже прятали.
Жалела об этом Оля очень, потому что лыжи у нее были синие, а палки красные. До того они ей нравились, что она завидовала только тем девочкам, которые катались на синих лыжах, держа в руках красные палки.
Вообще-то, Оле давно было известно, где спрятаны лыжи и палки, — в дальней комнате за шифоньером.
Несколько раз, когда дома все спали после обеда, Оля осторожно доставала свое богатство и будто бы каталась, И хотя под лыжами был не снег, а ковер, Оле все равно было хорошо, и она любовалась своими синими лыжами и красными палками.
Но потом ей становилось грустно и обидно, до того обидно и грустно, что хотелось закричать: «Да не такая уж я маленькая! Есть поменьше меня, а вовсю катаются! Я видела!»
Оля убирала свое богатство на место, садилась рисовать зиму и думала: «Все равно я будто бы покаталась на синих лыжах, в руках у меня были не какие-нибудь, а красные палки! Дома, на ковре, но — покаталась ведь! И еще буду!»
Однажды вечером дедушка навестил чуть прихворнувшую внучку, все вздумали пойти в кино и оставили их вдвоем.
— Сиди и смотри, — таинственно округлив глаза, попросила Оля, быстренько достала из-за шифоньера лыжи и палки. — Я катаюсь! Правда, здорово?
Тут дедушка посмотрел на нее долгим печальным взглядом, отвернулся и тихо сказал:
— Правда, здорово… Только больше не делай этого, пожалуйста.
Недоуменно пожав плечами, Оля убрала свое богатство на место, обиженно спросила:
— Почему? Ведь это мне так нравится… Я же не виновата, что очень хочу кататься на синих лыжах с красными палками!.. Ведь никто не узнает!
— Вот и плохо, что никто не узнает, — дедушка поморщился, будто от зубной боли. — Ведь получается, что ты обманываешь, врешь.
— Как — вру?!
— Так…
Они молчали, молчали, молчали, растерянные, опечаленные.
— Я не понимаю, — сказала Оля. — Одна бабушка купила лыжи и палки, а другая кататься не дает… Я маленькая, но лыжи-то ведь тоже маленькие! И палки!
— Я очень прошу тебя, — глухо сказал дедушка, — больше не прикасайся к ним. Когда-нибудь я тебе все объясню. И не сердись на меня. И не обижайся.
Оля и не сердилась, и не обижалась на него, но ничего не понимала. Больше к своему богатству она не прикасалась, только очень часто вспоминала разговор с дедушкой и грустно взглядывала на шифоньер.
И вот даже сейчас, жарким летом, Оля опять вспомнила о холодной, но красивой зиме и подумала: «Лыжики мои бедные, палочки мои миленькие, что же вы там без меня делаете? Я тут загораю, купаюсь, в лес хожу, а вы… А мне сказали, что и в эту зиму мне все еще нельзя на вас кататься…»
