Чума в Бедрограде - [34]
И с тех пор все хорошо живут.
Пожалуй, Гошка слишком часто думал о том, как важно быть с другими головами гэбни единым целым. Пожалуй, он жалел всех тех, кому не довелось.
Особенно тех, кому не довелось ебаться вчетвером с синхронизацией. По законам Всероссийского Соседства внутри гэбни — нормальной гэбни — ебаться можно только вчетвером.
У этой страны отличные законы.
— Ну ладно, вы давно работаете вместе. Захотел он представиться частным лицом сперва и захотел, кто их знает, может, это нормально. Даже не скрывал от тебя особо, что заказывает препараты для пыток и другой радости. — Гошка снова закурил; стекло балконной двери всё равно погибло, пытаться сохранить квартиру в первозданном виде смысла не было. — Что такого Андрей мог назаказывать сейчас, что ты вдруг уверовал в неосведомлённость Бедроградской гэбни?
— Ест’ поводы. Гэбня знает, только если в ней сумасшедшие сидят.
Так бы и оторвал ему косу к херам козлиным. Тут даже не клещами, тут производственными тисками весом в полторы тонны каждое слово вытягивать приходится.
Многие ошибочно полагают, что, если человек имеет шестой уровень доступа, он имеет также и железное терпение.
— Ты расскажешь, блядь, или нет, какой заказ был? Андрей платил, Андрей гарантировал, Андрей пропал! За тобой же следующим придут, слежку уже поставили. Излей душу, пойди Бедрограду на пользу хотя бы в последние часы жизни.
— Слежку? Кто? — зашевелился Шапка.
— А я знаю? Не Бедроград.
Тавр засопел и задумчиво покусал удила.
Шарль Дарвен ошибался. Гошка не был уверен относительно всего человечества, но тавры-то точно произошли от коней.
— Я вед’ говорил Андрею, что утечёт информация про его заказ — порвут нас всех на британо-кассахский флаг, — Шапка ещё немного почмокал губами, пережёвывая, видимо, своё будущее повествование. — Значит так. Андрей хотел, чтобы я сделал вирус, принципиально новый, чтобы лекарство было только у него. Требования ставил такие: чтобы передавался через жидкости, и передавался легко, не разлагался под воздействием некоторых веществ — подробности тебе ни к чему, — чтобы первые симптомы развивающейся болезни были максимально незаметными, и чтобы в результате — летальный исход.
И снова замолчал. Видать, столь длинные речи утомительны для представителей мира фауны. Но стоит нахмуриться: ах, как же так, смертельный вирус, младший служащий Скворцов впечатлён до корней своих сегодня каштановых волос.
— Сделал?
— Не сразу. Смертельных вирусов много, но устойчивых почти нет. Сложно сделат’ такой, который противостоял бы воздействию агрессивной среды. А список веществ, которым вирус должен противостоят’, Андрей дал большой и специфический.
Ещё бы! Теперь в бедроградских канализационных фильтрах протекают какие-то очень сложные химические реакции, и вирус, ясное дело, должен их обходить, иначе как его через канализации распространять. Наверняка это была непростая научная задача.
— К весне я вывел для Андрея один вирус, — продолжил Шапка, — который подходил по всем критериям. Но там была вероятност’ заражения воздушно-капельным. Небольшая, но была. Андрей заплатил.
Ввиду чего один из бедроградских отрядов остался без капремонта ещё почти на месяц, да. Зато у Шапки теперь наверняка золотой сортир и платиновые гондоны, ай да тавр, ай да умница. Хорошо пристроился. Может, прибить его всё-таки под конец беседы?
— Заплатил, но попросил работат’ дальше. Либо с этим вирусом, либо с чем-то ещё, но чтобы без заражения по воздуху. Я сказал, что и с этим вероятност’-то не самая серьёзная, Андрей сказал, что не должно быт’ даже такой. И стал объяснят’, зачем вирус нужен, — Шапка многозначительно помолчал — оваций ожидал, что ли. — Контролируемая эпидемия в пределах одного здания — говорил, что чут’ ли не самой Бедроградской гэбни. Учебная тревога для проверки готовности служащих. А если ест’ заражение по воздуху, может перекинут’ся на гражданских.
И Шапка правда это сожрал? Хотя да, сожрал. У них, живущих под тёпленьким и сытненьким медицинским крылом, нет никаких представлений о том, что в этом мире сколько стоит и какие ресурсы на самом деле можно выделить на подобные учебные испытания.
— Я в рассуждения пускат’ся не люблю, я работаю за деньги и интерес. Но тогда Андрею сразу сказал, что затея его — говно. Контролируемые заражения проводят. Список мер безопасности — длиной в три с лишним страницы. Там ест’ полная изоляция пространства и постоянная очистка воздушных потоков, даже если инфекция по воздуху вроде как не должна передават’ся. Можно такое в здании Бедроградской гэбни сделат’? Нет. Заражение через воздух — это вед’ тоже жидкости, недаром оно воздушно-капельное. Воздух принято исключат’, когда от контакта с ним происходит слишком быстрое разложение, но это не значит, что воздух вообще не участвует. Так что вероятност’ю больше, вероятност’ю меньше… — Шапка коротко пожал плечами. — А даже если представит’, что нет воздуха, лучше, что ли? «Только жидкости» проще контролироват’? Да конечно! Вот если б тебе, младший служащий, дали приказ полторы недели не трахат’ся, ты б что о своём начальстве подумал? То-то и оно. Я говорил Андрею: инфекция
««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.
««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.
««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.