Чума в Бедрограде - [36]

Шрифт
Интервал

Шапка вздыбился.

— Мы так не договаривалис’. Лекарства пуст’ сколько угодно делают, а вируса я Андрею ровно на одно здание продал. Без формулы. Контролируемое заражение служебного здания — это одно, можно, если что, и официально через Медицинскую гэбню оформит’, много смертельного вируса за пределами Медкорпуса — совсем другое. Я в этом участвоват’ не хочу. Вот и продал без формулы — вирус сложный, без неё синтезироват’ нельзя.

Какой любезный Шапка, какой заботливый, оберегает глупую-глупую Бедроградскую гэбню, чтобы она не ввязалась ненароком во что-нибудь опасное! Видимо, полагается сделать реверанс и рассыпаться в благодарностях?

Вместо этого можно вспомнить, что синтез — не единственный способ производства любого вируса, есть ещё батюшка-природа. Что нельзя собрать из деталей в пробирке, тому можно дать развиться естественным образом в организме какого-нибудь недостаточно рьяного младшего служащего. А потом ещё десяти. А потом загадочным образом на руках у Бедроградской гэбни обнаружится много-много крови с искомым вирусом — и всё без формул!

Какая жалость, что любезный заботливый Шапка, привыкший к подпискам о неразглашении, запросам на разрешение и сложностям при выбивании права проводить эксперименты на людях, об этом не подумал. Впору разрыдаться.

— Не договаривались так не договаривались. Не о вирусе речь, а о том, что если бы Бедроградской гэбне зачем-нибудь потребовалось больше лекарства — ну или вируса — чем ты дал, вряд ли это стало бы большой проблемой.

— Тебе не понят’. Без формулы можно разве что… — начал было Шапка и осёкся, посмотрел на младшего служащего Скворцова озадаченно, как будто только что его увидел.

Здравствуйте.

— Не понять, не понять, — махнул рукой Гошка, — я сюда не за высокотеоретическими дискуссиями явился. Мы занимались тем, что ты рассказывал мне всё, что может поспособствовать поискам Андрея.

Шапка молчал, визуально изучая рост, вес и прочие параметры собеседника. Да-да, Гошка в курсе, что он неотразим, но сейчас это, право, неуместно.

— Ты чего-то опять не догоняешь, кажется, — он нагнулся вперёд и изобразил проникновенность. — Все ваши предыстории крайне трогательны, но не ебут ни меня, ни Бедроградскую гэбню. А ебёт нас один простой вопрос: куда делся Андрей. И пока что ты по-прежнему последний человек, который с ним разговаривал. А значит, главный подозреваемый, и тебе отвечать за его судьбу.

— Ты неумный и впереди коня бежишь, — гулко отозвался Шапка. — Ещё раз объясняю: весной я сделал Андрею один вирус, он Андрею не подошёл. Потом я для Андрея не работал, пока в июне он не передал мне сырьё. Из этого сырья я сделал вирус, который подошёл, и пятнадцат’ литров лекарства к нему. Андрей расплатился. Вчера он приехал спрашиват’, могу ли я сделат’ из этого сырья ещё один вирус.

— Вот заладил-то: сырьё, сырьё. Ну сырьё и сырьё, это важно, что ли?

— Это самое важное, — Шапка кивнул каким-то своим мыслям. — Ты не медик, но ты хот’ знаешь, что степную чуму до сих пор не лечат?

Степную —

Кто-то тут чего-то опять не догоняет, кажется.

— Да, — педагогическим тоном, по слогам ответил Гошка, — только речь ведь идёт не о ней.

— Её потому не лечат, — невозмутимо продолжил Шапка, — что в Медкорпус ещё ни разу не попадал образец вируса степной чумы не на поздних стадиях. Он очень быстро развивается. Стадий около сотни. По поздним ничего не понятно даже с нашим уровнем медицины. Чтобы найти лекарство, нужен образец на ранней, а его нет. В 18-м году изолятор с больными сгорел случайно, пожарная безопасност’ подвела. Следующие две вспышки огнём гасили намеренно — слишком страшная болезн’, чтобы рисковат’. В последний раз хотели рискнут’, но вмешалис’ фаланги. Так и нет нужных образцов.

Если бы Гошка не был уверен в обратном, он предположил бы, что Шапку обучали поведению на допросе. Потрясающее количество бессмысленной информации, которой наверняка можно было бы запудрить мозги настоящему младшему служащему.

Вот поэтому и приходится столько работы делать самому.

— Невероятно ценная информация, — не удержался он, — очень полезная и имеет отношение к делу. Ты издеваешься?

— Опят’ вперёд коня помчался. Сырьё, которое я получил от Андрея — это то, из чего в естественных условиях и берётся степная чума. Скорее всего. Так оно или нет, я разобрат’ся не успел, но и это не стол’ важно. Важно, что в Андреевом сырье — первые попавшие в руки медиков образцы вируса вне клеток. В неактивной фазе. Медицинская гэбня за такое хот’ вес’ Корпус продаст, если узнает. Из сырья я сделал родственный штамм для контролируемого заражения — проще, безопасней, но родственный. — Шапка поднял глаза. — Вчера он просил саму степную чуму.

Гошка медленно затянулся: тавру не стоит видеть никакой чересчур бурной реакции.

Каковы факты?

Вирус, который они запустили в Бедрограде, родственен степной чуме.

У Андрея откуда-то есть её образцы.

Андрей возжелал её саму.

И пропал.

Это всё — если Шапка не врёт, разумеется.

Степная чума — это и правда важно. Простой народ боится её, как лешего; медики за ней исступлённо гоняются вот уже сколько лет. Опасна она или нет — похер, а вот как на эти ключевые слова реагируют различные слои населения — имеет значение.


Еще от автора Альфина
«Пёсий двор», собачий холод. Том I

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


«Пёсий двор», собачий холод. Том II

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


«Пёсий двор», собачий холод. Том III

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


Рекомендуем почитать
Ответ на письмо Хельги

Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.


Царская тень

Война рождает не только героев. Но и героинь. 1935 год. Войска Муссолини вот-вот войдут в Эфиопию. Недавно осиротевшая Хирут попадает служанкой в дом к офицеру Кидане и его жене Астер. Когда разражается война, Хирут, Астер и другие женщины не хотят просто перевязывать раны и хоронить погибших. Они знают, что могут сделать для своей страны больше. После того как император отправляется в изгнание, Хирут придумывает отчаянный план, чтобы поддержать боевой дух эфиопской армии. Но девушка даже не подозревает, что в конце концов ей придется вести собственную войну в качестве военнопленной одного из самых жестоких и беспощадных офицеров итальянской армии… Захватывающая героическая история, пронизанная лиричностью шекспировских пьес и эмоциональным накалом античных трагедий.


Спецпохороны в полночь: Записки "печальных дел мастера"

Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.


Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.