Чума в Бедрограде - [12]

Шрифт
Интервал

Голова немедленно закружилась.

Пока Бровь восстанавливала душевное и физическое равновесие, тавр водрузил тело на койку, передал служебную записку и пробирку (и когда он её сцапать успел?) отзванивающемуся и истаял, покинув подопечную на произвол судьбы.

Отзванивающийся обернулся и, зажимая трубку плечом, приветливо и без удивления помахал Брови, ввиду чего она испытала беспрецедентное облегчение.

Всё-таки не совсем на произвол.

В разрисованной комнате находился Дима — друг Ройша из Медицинского Корпуса и первый человек за сегодняшний день, с которым можно было поговорить на ты. Кроме Гошки-Александра, разумеется.

Тяжка участь того, кто общается с людьми вне своей возрастной категории.

Тяжка участь главной героини шпионского романа.

Дима же, хоть и был ровесником Ройша, медиком, условно серьёзным человеком в очках и при галстуке, всё равно неисправимо вызывал желание подкрасться сзади и хлопнуть его по спине подтяжками. Теми самыми, мимо которых ходишь в магазине и недоумеваешь, кто же может это купить. Да даже взять бесплатно. Да даже если очень попросят.

Бровь ничего не имела против лилового цвета, но это ж надо — отыскать такой мерзостный оттенок.

Лиловые подтяжки изящным завитком подчёркивали тот факт, что со спины Дима смутно напоминал Габриэля Евгеньевича — беспроглядно-чёрные и не лишённые седины (это в тридцать-то лет!) волосы делали своё дело.

В рамках шпионского романа они просто обязаны переодеваться друг в друга.

— Я так понимаю, всё прошло успешно и Габриэль Евгеньевич решил-таки скончаться, не вынеся бури страстей? — известив, по всей видимости, Лария Валерьевича об успехе тавра-таксиста в доставке объектов в Порт, Дима изучил пробирку на свет и небрежно шмякнул её на стол. Пробирка угрожающе покатилась и застыла неподалёку от края.

— Не вынеся удара. Кулаком Максима Аркадьевича. — Бровь опасливо покосилась на пробирку. — Так что, это и есть оно?

— Оно?

— Ну, вирус. Страшная зараза, которую мне так важно было перехватить.

— А!— Дима отправился изучить масштаб разрушений заведующего кафедрой истории науки и техники. — Я уж подумал, ты про сложные отношения верхушки преподавательского состава. Нет, в пробирке явно не вирус — скорее, продукты его распада. Второй или третьей стадии, не знаю. Оно и разумно: доверять тебе настоящую заразу с их стороны было бы как-то уж слишком. А так — обнаружить следы и доказать твою причастность было бы можно, а если бы ты, например, пробирку где-нибудь разбила, ничего смертельного бы не случилось.

Какое жестокое разочарование.

— Это ты на глаз определил?

Дима, всё ещё осматривавший Габриэля Евгеньевича с удручающе профессиональным равнодушием, пожал плечами.

— Попробуй догадаться, сколько я видел этого вируса в своей жизни, — он пристроил голову завкафа пофотогеничнее, запахнул его плащ и потянулся. — И потом, подумай сама. Следы заражения в унитазе Ройша — это, конечно, чудесно, но основная программа Бедроградской гэбни всё-таки состояла в том, чтобы вылить вирус в ныне объединённые канализацию и трубопровод. Чтобы в итоге зараза пошла из кранов. А для этого, — Дима нравоучительно воздел палец, — со стороны заразы было бы крайне мило быть незаметной. Например, прозрачной.

Объединённые канализация и трубопровод — это… действительно злодейски со стороны Бедроградской гэбни.

Хотя там, наверное, стоят какие-нибудь фильтры.

И всё же, всё же.

— Значит, не вирус, — Бровь поискала глазами, куда бы сесть, но единственным вариантом оказалось тело Габриэля Евгеньевича, — и не только это пошло не совсем так. Ещё, например, я не включила диктофон. То есть включила, но не то. Не спрашивай.

Да, ей стыдно.

Надо как-нибудь ненавязчиво переключить диалог на что-нибудь менее печальное.

Или более!

— Зато, — кого там интересовали сложные отношения преподавательской верхушки? — я узнала страшную тайну и готова ей с тобой поделиться. Габриэль Евгеньевич носит очки с простыми стёклами.

Бровь, конечно, дала внутреннюю клятву не раскрывать этого никому, но Диме-то можно. Он вон тоже делился с ней своими кошмарными секретами — например, что его первым проектом в Медицинском Корпусе было создание какой-то штуки, которую можно намазать на корни волос, чтобы те временно перестали расти. Изобрёл он эту штуку исключительно для того, чтобы легко и удобно поддерживать у себя трёхдневную щетину.

Когда-нибудь Диме откроется страшное знание: в его случае щетина не придаёт ни мужественности, ни серьёзности. И радикально не спасает окружающих от желания хлопнуть его подтяжками по спине.

Возможно, даже провоцирует оное.

— Простые очки Габриэля Евгеньевича — это не очень страшная не очень тайна, — хмыкнул Дима, — моя страшнее.

С этими словами он стащил собственные очки и нацепил их на Бровь. Тоже простые, как и следовало ожидать.

Может, они с Габриэлем Евгеньевичем всё-таки тайные братья?

Один каждое утро явно укладывает чёлку на пол-лица, другой готов уехать в Столицу, чтобы, используя тамошние мощности, изобретать то, что позволило бы ему не бриться. И ещё этот Гошка-Александр с его бровями.

Все кругом просто помешаны на своём внешнем виде. Один только Ройш — оазис равнодушия в буйстве самолюбования.


Еще от автора Альфина
«Пёсий двор», собачий холод. Том I

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


«Пёсий двор», собачий холод. Том II

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


«Пёсий двор», собачий холод. Том III

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


Рекомендуем почитать
Дельтаплан

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Общение с детьми

Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…


Жестяной пожарный

Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.


КНДР наизнанку

А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.


В пору скошенных трав

Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.


Сохрани, Господи!

"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...