Чума - [3]

Treeless, glamourless, soulless, the town of Oran ends by seeming restful and, after a while, you go complacently to sleep there.	Этот отнюдь не живописный город, лишенный зелени и души, начинает казаться градом отдохновения и под конец усыпляет.
It is only fair to add that Oran is grafted on to a unique landscape, in the center of a bare plateau, ringed with luminous hills and above a perfectly shaped bay.	Но справедливости ради добавим, что привили его к ни с чем не сравнимому пейзажу, он лежит посреди голого плато, окруженного лучезарными холмами, у самой бухты совершенных очертаний.
All we may regret is the town's being so disposed that it turns its back on the bay, with the result that it's impossible to see the sea, you always have to go to look for it.	Можно только пожалеть, что строился он спиной к бухте, поэтому моря ниоткуда не видно, вечно его приходится отыскивать.
Such being the normal life of Oran, it will be easily understood that our fellow citizens had not the faintest reason to apprehend the incidents that took place in the spring of the year in question and were (as we subsequently realized) premonitory signs of the grave events we are to chronicle.	После всего вышесказанного читатель без труда согласится, что происшествия, имевшие место весной нынешнего года, застали наших сограждан врасплох и были, как мы поняли впоследствии, провозвестниками целой череды событий чрезвычайных, рассказ о коих излагается в этой хронике.
To some, these events will seem quite natural; to others, all but incredible.	Некоторым эти факты покажутся вполне правдоподобными, зато другие могут счесть их фантазией автора.
But, obviously, a narrator cannot take account of these differences of outlook.	Но в конце концов летописец не обязан считаться с подобными противоречиями.
His business is only to say: "This is what happened," when he knows that it actually did happen, that it closely affected the life of a whole populace, and that there are thousands of eyewitnesses who can appraise in their hearts the truth of what he writes.	Его задача - просто сказать "так было", если он знает, что так оно и было в действительности, если случившееся непосредственно коснулось жизни целого народа и имеются, следовательно, тысячи свидетелей, которые оценят в душе правдивость его рассказа.
In any case the narrator (whose identity will be made known in due course) would have little claim to competence for a task like this, had not chance put him in the way of gathering much information, and had he not been, by the force of things, closely involved in all that he proposes to narrate.	К тому же рассказчик, имя которого мы узнаем в свое время, не позволил бы себе выступать в этом качестве, если бы волею случая ему не довелось собрать достаточное количество свидетельских показаний и если бы силою событий он сам не оказался замешанным во все, что намерен изложить.
This is his justification for playing the part of a historian.	Это и позволило ему выступить в роли историка.
Naturally, a historian, even an amateur, always has data, personal or at second hand, to guide him.	Само собой разумеется, историк, даже если он дилетант, всегда располагает документами.
The present narrator has three kinds of data: first, what he saw himself; secondly, the accounts of other eyewitnesses (thanks to the part he played, he was enabled to learn their personal impressions from all those figuring in this chronicle); and, lastly, documents that subsequently came into his hands.	У рассказывающего эту историю, понятно, тоже есть документы: в первую очередь его личное свидетельство, потом свидетельства других, поскольку в силу своего положения ему пришлось выслушивать доверительные признания всех персонажей этой хроники, наконец, бумаги, попавшие в его руки.
He proposes to draw on these records whenever this seems desirable, and to employ them as he thinks best.	Он намерен прибегать к ним, когда сочтет это необходимым, и использовать их так, как ему это удобно.

He also proposes ... But perhaps the time has come to drop preliminaries and cautionary remarks and to launch into the narrative proper.	Он намерен также... Но, видимо, пора уже бросить рассуждения и недомолвки и перейти к самому рассказу.
The account of the first days needs giving in some detail.	Описание первых дней требует особой тщательности.
When leaving his surgery on the morning of April 16, Dr. Bernard Rieux felt something soft under his foot. It was a dead rat lying in the middle of the landing.	Утром шестнадцатого апреля доктор Бернар Риэ, выйдя из квартиры, споткнулся на лестничной площадке о дохлую крысу.
On the spur of the moment he kicked it to one side and, without giving it a further thought, continued on his way downstairs.	Как-то не придав этому значения, он отшвырнул ее носком ботинка и спустился по лестнице.
Only when he was stepping out into the street did it occur to him that a dead rat had no business to be on his landing, and he turned back to ask the concierge of the building to see to its removal.	Но уже на улице он задал себе вопрос, откуда бы взяться крысе у него под дверью, и он вернулся сообщить об этом происшествии привратнику.