Чума - [2]
Certainly nothing is commoner nowadays than to see people working from morn till night and then proceeding to fritter away at card-tables, in caf?s and in small-talk what time is left for living. | Разумеется, в наши дни уже никого не удивляет, что люди работают с утра до ночи, а затем сообразно личным своим вкусам убивают остающееся им для жизни время на карты, сидение в кафе и на болтовню. |
Nevertheless there still exist towns and countries where people have now and then an inkling of something different. | Но есть ведь такие города и страны, где люди хотя бы временами подозревают о существовании чего-то иного. |
In general it doesn't change their lives. | Вообще-то говоря, от этого их жизнь не меняется. |
Still, they have had an intimation, and that's so much to the good. | Но подозрение все-таки мелькнуло, и то слава Богу. |
Oran, however, seems to be a town without intimations; in other words, completely modern. | А вот Оран, напротив, город, по-видимому никогда и ничего не подозревающий, то есть вполне современный город. |
Hence I see no need to dwell on the manner of loving in our town. | Поэтому нет надобности уточнять, как у нас любят. |
The men and women consume one another rapidly in what is called "the act of love," or else settle down to a mild habit of conjugality. | Мужчины и женщины или слишком быстро взаимно пожирают друг друга в том, что зовется актом любви, или же у них постепенно образуется привычка быть вместе. |
We seldom find a mean between these extremes. | Между двумя этими крайностями чаще всего середины нет. |
That, too, is not exceptional. | И это тоже не слишком оригинально. |
At Oran, as elsewhere, for lack of time and thinking, people have to love one another without knowing much about it. | В Оране, как и повсюду, за неимением времени и способности мыслить люди хоть и любят, но сами не знают об этом. |
What is more exceptional in our town is the difficulty one may experience there in dying. | Зато более оригинально другое - смерть здесь связана с известными трудностями. |
"Difficulty," perhaps, is not the right word; "discomfort" would come nearer. | Впрочем, трудность - это не то слово, правильнее было бы сказать некомфортабельность. |
Being ill is never agreeable, but there are towns that stand by you, so to speak, when you are sick; in which you can, after a fashion, let yourself go. | Болеть всегда неприятно, но существуют города и страны, которые поддерживают вас во время недуга и где в известном смысле можно позволить себе роскошь поболеть. |
An invalid needs small attentions, he likes to have something to rely on, and that's natural enough. | Больной нуждается в ласке, ему хочется на что-то опереться, это вполне естественно. |
But at Oran the violent extremes of temperature, the exigencies of business, the uninspiring surroundings, the sudden nightfalls, and the very nature of its pleasures call for good health. | Но в Оране все требует крепкого здоровья: и капризы климата, и размах деловой жизни, серость окружающего, короткие сумерки и стиль развлечений. |
An invalid feels out of it there. Think what it must be for a dying man, trapped behind hundreds of walls all sizzling with heat, while the whole population, sitting in caf?s or hanging on the telephone, is discussing shipments, bills of lading, discounts! | Больной там по-настоящему одинок... Каково же тому, кто лежит на смертном одре, в глухом капкане, за сотнями потрескивающих от зноя стен, меж тем как в эту минуту целый город по телефону или за столиками кафе говорит о коммерческих сделках, коносаментах и учете векселей. |
It will then be obvious what discomfort attends death, even modern death, when it waylays you under such conditions in a dry place. | И вы поймете тогда, до чего же некомфортабельна может стать смерть, даже вполне современная, когда она приходит туда, где всегда сушь. |
These somewhat haphazard observations may give a fair idea of what our town is like. | Будем надеяться, что эти беглые указания дадут достаточно четкое представление о нашем городе. |
However, we must not exaggerate. | Впрочем, не следует ничего преувеличивать. |
Really, all that was to be conveyed was the banality of the town's appearance and of life in it. | Надо бы вот что особенно подчеркнуть - банальнейший облик города и банальный ход тамошней жизни. |
But you can get through the days there without trouble, once you have formed habits. | Но стоит только обзавестись привычками, и дни потекут гладко. |
And since habits are precisely what our town encourages, all is for the best. | Раз наш город благоприятствует именно приобретению привычек, следовательно, мы вправе сказать, что все к лучшему. |
Viewed from this angle, its life is not particularly exciting; that must be admitted. | Конечно, под этим углом жизнь здесь не слишком захватывающая. |
But, at least, social unrest is quite unknown among us. | Зато мы не знаем, что такое беспорядок. |
And our frank-spoken, amiable, and industrious citizens have always inspired a reasonable esteem in visitors. | И наши прямодушные, симпатичные и деятельные сограждане неизменно вызывают у путешественника вполне законное уважение. |
«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Падение» — произведение позднего Камю, отразившее существенные особенности его творческой эволюции. Повесть представляет собой исповедь «ложного пророка», человека умного, но бесчестного, пытающегося собственный нравственный проступок оправдать всеобщей, по его убеждению, низостью и порочностью. Его главная забота — оправдать себя, а главное качество, неспособность любить. В «Падении» Камю учиняет расправу над собственным мировоззрением.Впервые на русском языке повесть опубликована в 1969 году в журнале «Новый мир».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первый том сочинений А.Камю вошли ранее публиковавшиеся произведения, а также впервые переведенная ранняя эссеистика и отдельные эссе из сборников «Изнанка и лицо», «Брачный пир».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.