Чума - [29]
Он принадлежал к числу людей, достаточно редких как в нашем городе, так и за его пределами, которые имеют мужество отдаваться своим добрым чувствам. | |
What little he told of his personal life vouched for acts of kindness and a capacity for affection that no one in our times dares own to. | То малое, что он поведал о себе доктору, и впрямь свидетельствовало о наличии доброты и сердечных привязанностях, о чем в наши дни не каждый решится сказать вслух. |
Without a blush he confessed to dearly loving his nephews and sister, his only surviving near relation, whom he went to France to visit every other year. | Без краски стыда говорил он, что любит племянников и сестру, единственную оставшуюся у него в живых родственницу, и каждые два года ездит во Францию с ней повидаться. |
He admitted that the thought of his parents, whom he lost when he was very young, often gave him a pang. | Он не скрывал, что до сих пор воспоминания о родителях, которых он потерял еще в молодости, причиняют ему боль. |
He did not conceal the fact that he had a special affection for a church bell in his part of the town which started pealing very melodiously at about five every afternoon. | Признавался, что ему особенно мил один колокол в их квартале - каждый день ровно в пять часов он звонил как-то необыкновенно приятно. |
Yet to express such emotions, simple as they were, the least word cost him a terrible effort. | Но для выражения даже столь простых чувств он с превеликой мукой подбирал нужные слова. |
And this difficulty in finding his words had come to be the bane of his life. | Так что в конце концов именно этот труд по подбору слов стал главной его заботой. |
"Oh, Doctor," he would exclaim, "how I'd like to learn to express myself!" | "Ах, доктор, - говорил он, - как бы мне хотелось научиться выражать свои мысли!" |
He brought the subject up each time he met Rieux. | И при каждой встрече с Риэ он повторял эту фразу. |
That evening, as he watched Grand's receding form, it flashed on the doctor what it was that Grand was trying to convey; he was evidently writing a book or something of the sort. | В этот вечер, глядя вслед удалявшемуся Грану, Риэ вдруг понял, что тот имел в виду: без сомнения, чиновник пишет книгу или что-нибудь в этом роде. |
And quaintly enough, as he made his way to the laboratory, this thought reassured him. | Всю дорогу до самой лаборатории, куда он наконец добрался, мысль эта почему-то поддерживала Риэ. |
He realized how absurd it was, but he simply couldn't believe that a pestilence on the great scale could befall a town where people like Grand were to be found, obscure functionaries cultivating harmless eccentricities. | Он знал, что это глупо, но он не в состоянии был поверить в то, что чума и в самом деле может обосноваться в городе, где встречаются скромные чиновники, культивирующие какую-нибудь почтенную манию. |
To be precise, he couldn't picture such eccentricities existing in a plague-stricken community, and he concluded that the chances were all against the plague's making any headway among our fellow citizens. | Точнее говоря, не знал, какое место отвести подобным маниям в условиях чумы, и вывел отсюда заключение, что практически чуме не разгуляться среди наших сограждан. |
Next day, by dint of a persistence that many thought ill-advised, Rieux persuaded the authorities to convene a health committee at the Prefect's office. | Назавтра, проявив незаурядную настойчивость, которая многим казалась просто неуместной, доктор Риэ добился от префектуры согласия на созыв санитарной комиссии. |
"People in town are getting nervous, that's a fact," Dr. Richard admitted. "And of course all sorts of wild rumors are going round. | - Что верно, то верно, население встревожено, -признался Ришар. - А главное, еще эта болтовня, все эти преувеличения. |
The Prefect said to me, | Префект мне лично сказал: |
'Take prompt action if you like, but don't attract attention.' | "Если угодно, давайте действовать быстро, только не подымайте шума". |
He personally is convinced that it's a false alarm." | Кстати, он уверен, что это ложная тревога. |
Rieux gave Castel a lift to the Prefect's office. | Бернар Риэ довез Кастеля в своей машине до префектуры. |
"Do you know," Castel said when they were in the car, "that we haven't a gram of serum in the whole district?" | - Вам известно, что в департаменте нет сыворотки? - спросил старик. |
"I know. | - Известно. |
I rang up the depot. | Я звонил на склад. |
The director seemed quite startled. | Директор точно с неба свалился. |
It'll have to be sent from Paris." | Придется выписывать сыворотку из Парижа. |
"Let's hope they're quick about it." | - Надеюсь, что хоть волокиты не будет. |
"I sent a wire yesterday," Rieux said. | - Я уже телеграфировал, - ответил Риэ. |
The Prefect greeted them amiably enough, but one could see his nerves were on edge. | Префект встретил членов комиссии хотя и любезно, но не без нервозности. |
"Let's make a start, gentlemen," he said. "Need I review the situation?" | - Приступим, господа, - сказал он, - Должен ли я резюмировать создавшееся положение? |
Richard thought that wasn't necessary. | Ришар считал, что это лишнее. |
«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Падение» — произведение позднего Камю, отразившее существенные особенности его творческой эволюции. Повесть представляет собой исповедь «ложного пророка», человека умного, но бесчестного, пытающегося собственный нравственный проступок оправдать всеобщей, по его убеждению, низостью и порочностью. Его главная забота — оправдать себя, а главное качество, неспособность любить. В «Падении» Камю учиняет расправу над собственным мировоззрением.Впервые на русском языке повесть опубликована в 1969 году в журнале «Новый мир».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первый том сочинений А.Камю вошли ранее публиковавшиеся произведения, а также впервые переведенная ранняя эссеистика и отдельные эссе из сборников «Изнанка и лицо», «Брачный пир».
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.